Саймон Скэрроу - Братья по крови

– И тебе, центурион.

Казалось бы, дежурные разменные реплики, но оба чувствовали меж собою глубинную связь. Сколько раз за годы доводилось им, двум неразлучным друзьям, проходить через такие моменты? Однако на этот раз все ощущалось по-иному. Иная храбрость требовалась для сдерживания всех своих навыков, требующих разить врага первым. Навыков боевой выучки и инстинкта самосохранения, дарованного самой жизнью.

– Если что-то не сложится, я хочу, чтобы Юлии все рассказал именно ты.

– Гони ее в тую, эту мыслишку.

– Ну и словеса ты находишь, – улыбнулся Катон и, подбодрив коня, выехал на тропу впереди авангарда, за которым в десятке шагов держалась когорта Макрона. – Кровавые Вороны, стой!

Всадники натянули поводья, и лошади встали, прядая ушами и нетерпеливо, с глухим стуком перебирая копытами по утрамбованной земле. Сейчас колонне оставалось лишь ждать команды выдвигаться. Солнце уже взошло и овеивало окрестности своим ласковым теплом. Этот же свет омывал и ждущих впереди варваров, которые на его фоне отчего-то казались крупнее своих естественных размеров – наверное, причиной тому было внутреннее сосущее напряжение, от которого Катон никак не мог отделаться. Даже несмотря на то, что в душе он не верил, что Белмат со своей горсткой людей действительно пожертвует собой ради затравки войны. В этой ситуации было что-то до невозможности странное – настолько, что никак не удавалось унять своего сомнения.

Наконец, после короткой заминки, в колонну оказался встроен последний недостающий фрагмент (какая-то телега), и утренний воздух огласил звук трубы – чистой крылатой нотой, отлетевшей эхом от склонов ближних холмов.

Катон, глубоко вдохнув, воззвал через плечо:

– Кровавые Вороны, вперед!

Чуть наддав пятками, он тронул с места коня, не спуская глаз с варваров, перегородивших дорогу не более чем в полумиле отсюда. Воздух наводнило постукивание копыт, приглушенный топот тяжелых подошв и громыхание обоза. А сверху в лазурном небе сновали стаи мелких пичуг, в поисках утренней кормежки ныряя в кусты и длинные травы среди россыпей желтых и белых полевых цветов. Впрочем, сейчас было не до любования красотами: взгляд Катона был направлен туда, где на гребне пологого холма дожидался Белмат со своими людьми.

Его уже можно было различить – он восседал на своем кауром прямо посредине тропы, в той заносчиво-высокомерной позе, которая вполне характерна для племенных вождей этого острова. На секунду мелькнуло сожаление, что рядом нет Веллоката: перевел бы обмен словами, что ли… Но переводчику указано ехать в крытой повозке Поппеи, подальше от глаз. Оно и правильно. Вид сородича, едущего с римлянами, мог всколыхнуть у варваров страсти, а они разгорятся в насилие, о котором потом всем придется сожалеть. Да перевод, собственно, и не нужен. Слова излишни: что делать, известно и без них. К тому же при таком раскладе они могут быть даже опасны. В сущности, желание, чтобы кто-то ехал рядом, было вызвано некомфортностью держаться впереди колонны одному. Уязвимость со всех сторон. Сердце билось птицей, толкая по жилам жаркую от волнения кровь. Лишь отчаянным, крайним усилием воли пресекая смятение, Катон заставлял себя твердо смотреть вперед.

И вот, когда до вершины оставалось не больше сотни шагов, воздух заполонил многоголосый безумный рев, от которого ввысь всполошенно взвились птицы. Травы за небольшим конным отрядом вдруг словно взбухли, и оттуда на поддержку конникам устремились еще и пешие воины, числом больше сотни. Сердце льдистой иглой кольнул страх, но Катон, верный приказу, упрямо поджал челюсть и продолжал движение. Мельком оглянувшись, он с гордостью отметил, что ни один из его людей не дрогнул, а только изготовил копья и поднял для прикрытия щиты. То же самое сделал и Катон, переложив поводья в правую руку, чтобы не было соблазна опустить ее на рукоять меча.

Двигаться вперед варвары не пытались, а лишь стояли и оскаленно орали, потрясая в воздухе кулаками и оружием. Вдруг перед Катоном выскочил какой-то худой недоросток и, развернувшись к римлянам спиной, задрал полы своей рубахи, скабрезно выставив худой зад специально в сторону Катона. Убогость этой жалкой картины вызывала лишь ухмылку, и префект сделал вид, что ничего не замечает. В сторону юный похабник отскочил лишь в последний момент, оставляя римлянина лицом к лицу с Белматом.

Вожак бригантов каменно стоял на своем месте, и Катон скрытно потянул поводья вправо, чтобы объехать его сбоку. Все происходило без слов, столкнулись лишь их глаза – сталистый шорох клинка о клинок, от которого сыплются искры. И Катон, разминувшись, бок о бок проехал мимо. Вокруг горласто бесновалась толпа варваров, и префект сейчас шагом пробирался через нее, отрешенно глядя поверх голов. Конь под ним, как и все боевые лошади, давно был привычен к крикам и шуму боя, реву труб и лязгу оружия. Но животное все же нервничало: всхрапывая, косило глазом и дергало шеей, задирая голову.

Нога Катона задела чье-то плечо, но он сидел, стараясь не шевелиться. Остановить коня или сдернуть его с седла никто не пытался. В какой-то момент справа что-то мелькнуло, и о нагрудник Катону шлепнул кусок дерьма, обдав ошметками подбородок. В ноздри шибанула вонь, но Катон не шелохнулся, даже не пытаясь его смахнуть. Через какое-то время орава варваров миновала, и он невредимым выехал из нее на вершину холма. Перед глазами предстала пустая извилистая дорога, уходящая дальше в холмы Бригантии. Проехав небольшое расстояние, Катон оглянулся и увидел, что его люди по-прежнему соблюдают дисциплину, стойко снося глумливые приставания и всякую пакость, которую варвары щедро швыряли в них. Затем он поймал взглядом Белмата, отъехавшего в сторону от тропы. Вожак бригантов невзначай обернулся, и на его лице можно было разобрать тяжелую удрученность.

Всякое напряжение с Катона будто схлынуло, сменившись вдруг желанием расхохотаться: он понял, что Белмату и его людям дано точно такое же указание, что и ему самому. Им тоже велено не наносить удар первыми, но если получится, то спровоцировать римлян на насилие. И теперь, когда блеф был разгадан, становилось ясно: кровопролития не будет. Можно было вздохнуть с облегчением.

Колонна с медленным упорством тянулась через лай толпы, но ни одного обмена ударами не последовало: ни один из римлян не обернулся, не выкрикнул бригантам ни одного оскорбления, и довольно скоро авангард уже оставил свору Белмата позади. На верхушке соседнего холма Катон обернулся и увидел, как вожак сердито взмахнул рукой, и вся его стая разом остыла и смолкла, глядя вслед римским солдатам, уходящим туда, где звонкие, точно перевитые струйки птичьего щебета доносились из безмятежного разнотравья. Катон вынул флягу и старательно смыл с себя прилипшее дерьмо. В следующий раз так легко отделаться, может, и не получится. Наверняка прилетит что-нибудь посерьезней: стрела, дротик или камень из пращи.