Саймон Скэрроу - Братья по крови

– Ах, вон оно что, – рассмеялся Катон. – Ну, тогда до встречи в крепости.

На этом они расстались, и префект пошагал к своим ждущим всадникам. К тому времени как он вскочил в седло и дал команду «по коням», блики раннего солнца уже поигрывали на шлемах Седьмой когорты, которая вышла из поселка и сейчас строилась по центуриям на идущей по склону тропе. Вверху на наружном бастионе в чистом небе курились дымки: защитники готовились встретить штурм.

– Декурион Мирон!

– Слушаю!

Катон указал на холм.

– Нужно расположить наших неподалеку от подножия склона – думаю, если ставить по двое через каждые полсотни шагов, то как раз покроют. С собою в резерве оставлю одну турму, справа от поселка. Не пропускать ни единого человека. Всех брать в плен, убивать только по необходимости. Каратака же брать только живым. – Катон развернул лошадь, чтобы его слышали все Вороны: – Вы все знаете, как выглядит Каратак. На этот раз ему не уйти! Сотню динариев тому, кто заметит его и пленит! По десять за каждого другого пленного!

Судя по тому, как возбужденно загорелись глаза всадников, стало ясно, что на них вполне можно положиться – и на фракийцев, и на пополнение. Свой долг они выполнят сполна, а уж с обещанными деньгами – тем паче. Насчет разорения с эдакими посулами Катон не переживал: все вернется с продажей пленных работорговцам, ждущим в Вирокониуме.

– Вторая Фракийская, вперед!

Он дал шпоры коню и, шурша высокой травой, легкой рысью повел свою когорту в сторону холма. Передовую турму Катон остановил невдалеке от крайних хижин и приказал Мирону начать расстановку людей вокруг склона. Впереди к штурмовой колонне достраивалась оставшаяся часть легионеров Седьмой когорты. Ближе к ее переднему краю на земле лежал таран, который с боков готовились понести по восемь человек, прикрепивших свои щиты к спинам. Им предстояла незавидная задача тащить тяжеленную балясину всю дорогу к вершине холма, а затем молотить ею по воротам. Все это время они будут представлять собой мишени для защитников, и им оставалось полагаться лишь на помощь товарищей, готовящихся прикрывать их по мере сил.

Внимание Катона привлекло грохотание колес. Он обернулся и увидел Септимия, сидящего погонщиком на своей неизменной телеге, что близилась со стороны лагеря. Притормаживая за турмою Катона, имперский агент бодро помахал рукой:

– Доброго утра, префект!

– Что тебя сюда принесло, Гиппарх?

– Торговля, господин префект, торговля. Что же еще? – Он указал на легионеров. – Работенка сегодня предстоит жаркая. Людям надо будет подкреплять силы, а что для этого годится лучше, чем чаша моего доброго вина? Заодно и на ратные труды полюбуюсь с близкого расстояния, – добавил он со значением. – Кто знает, что скромному торговцу откроется за этот день…

Протяжный звук рога возвестил о начале штурма, и оба сосредоточили внимание на Седьмой когорте, двинувшейся на приступ.

– Ой, мне же пора, – озабоченно постучал себе по лбу Септимий и хлестнул плеткой запряженного в повозку мула. Телега загремела по щербатой земле и скрылась внутри поселка. Неожиданно Катон покачнулся в седле от усталости. Этой ночью он почти не спал, и голова теперь туманилась от утомления. Похоже, что и Септимий, и его хозяин Нарцисс были совершенно правы: заговор против побед Рима в Британии исходил от клики заговорщиков. И Каратак, если его удастся взять живым, будет доставлен в Рим и подвергнут допросу с пристрастием насчет того, кто же именно из римлян тайно подпитывал его противостояние.

Однако при всей своей силе и стойкости ему, мятежному королю, не выстоять перед искусством матерых истязателей императорского секретаря. Он выдаст все, что знает, а затем втихую последует благоразумное кровопускание среди тех, кто окажется причастен к заговору против императора Клавдия. Может, для Каратака даже лучше погибнуть сегодня, сражаясь с римлянами до последнего вздоха. Лучше смерть героя, чем бесславная кончина мученика, сломленного дознавателями в пыточных Нарцисса. Как-никак, а в бою он погибнет за свободу своего народа. И ведь он действительно сражался, продолжая борьбу и тогда, когда короли помельче склонялись перед Римом или принимали от них в уплату монеты, становясь для императора ручными зверушками. Что ни говори, а в этом человеке действительно есть что-то героическое. Так что пусть лучше падет в бою, чем изойдет в страдании и муках в темном узилище сырых и смрадных недр императорского дворца.

Вверх с бастиона сорвалась темная крапинка – огненная стрела, взмывшая в зенит, а затем упавшая вниз на передние ряды Седьмой когорты. Получив сигнал, лучники на бастионе пустили вниз град стрел, застучавших о красные щиты легионеров. Некоторые из стрел вонзались и торчали как волоски на некоем длинном чешуйчатом змее, в то время как когорта всползала на первый поворот тропы, петляющей к крепости.

Вскоре после того как легионеры выбрались на следующий отрезок дороги, стали видны и первые потери: один из людей выбрался из строя с торчащей из ноги стрелой, сошел с пути у товарищей и, не опуская поднятого щита, заковылял по травянистому склону вниз. Вскоре упал еще один – из тех, что нес таран. Стрела впилась ему в шею под нащечником, и он упал прямо на дорогу. Опцион приказал кому-то занять его место, а сам оттащил поверженного с пути.

Когорта свернула за еще один поворот, проходя теперь непосредственно под наружным бастионом. Вдоль вала замелькали вспышки дымного пламени: защитники вилами цепляли пылающие вязанки хвороста и швыряли вниз. Летя по воздуху, хворост горел ослепительным огнем. Угол склона был таков, что при падении вязанки не распадались, а продолжали катиться вниз, прямиком на открытый правый фланг римской колонны. Колонна останавливалась там, где легионеры пытались убраться с пути полыхающих вязанок, пропитанных смолой. На глазах Катона целая цепочка людей оказалась сшиблена наземь, а когда встала, один из легионеров подпалился горящей смолой, приставшей к тунике. В попытке сбить пламя он отбросил щит, в то время как его товарищи попятились. Почти сразу в него вонзилась стрела, за ней другая, и он, сбившись с тропы, покатился вниз по склону, отчаянно пытаясь загасить пламя.

Все больше людей, попадая под катящиеся космы огня, падали и загорались, пока опционы и центурионы не приказали идущим справа перехватить щиты в другую руку. Одно отделение подбежало вверх оградить тех, кто нес таран, трое из которых вышли из строя из-за огня и поразивших их стрел. Колонна снова начала подаваться вперед под нестихающим градом стрел, камней, дротиков и пылающих вязанок.

Катон со все растущим отчаянием взирал, как все больше легионеров выходит из строя: ниже тропы склон тут и там поблескивал брошенным оружием и краснел туниками раненых, спускающихся к спасительному подножию холма. Сверху палисад бастиона был густ от высыпавших туда воинов, и еще сотни их выстроились вдоль стены самой крепости, подбадривая своих товарищей криками, явственно слышными римским построениям, молча наблюдающим за мучительным продвижением Седьмой когорты. Постепенно уцелевшие из передовой центурии свернули за последний угол и, приближаясь к воротам, исчезли из поля зрения. За ними последовал таран, и Катон невольно задался вопросом, сколько же человек из тех, кто первоначально взялся его тащить, осталось в живых. Следующие за ними центурии продвигались всё медленнее и медленнее, пока не остановились вовсе.