Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Да, – только и произносит сыскной агент, – дела.

Черед минуту к нему подбежал городовой.

– Кто кричал?

– Что ж ты служивый? У тебя под носом мошенники работают, а ты ни сном, ни духом.

– А вы, позвольте полюбопытствовать, кто такой будете?

– Сыскная полиция, штабс—капитан Орлов!

Городовой выпятил грудь вперёд и в качестве оправдания произнёс.

– Да разве за всеми уследишь.

– Ты на что поставлен? – Усмехнулся штабс—капитан, – пугалом перекрёсток украшать, что ли?

– Ваше благородие, – покраснел, как вынутый из кипящей кастрюли рак, и хотел было что—то добавить городовой, но воздуха не хватило для возмущения.

– Иди, служивый, на пост, – голос штабс—капитана хоть и ни на йоту не повысился, но звенел металлом, – там твоё место.

Городовой послушно повернулся и чуть ли не строевым шагом последовал к отведённому ему месту.

Василий Михайлович повертел в руке жёлтую цепочку, с первого взгляда казавшуюся золотой, но при внимательном рассмотрении всегда оказывалась медной, покрытым тончайшим слоем благородного металла.

Штабс—капитану хотелось узнать о духовной хозяина трактира, но иной возможности, как это узнать от Марии, он не видел. Присяжный поверенный, а, значит, и контора, в которой написан документ, неизвестны, свидетели, которые могли бы показать, тоже неизвестны. Если уж и Ильешова не знает, то придётся по очереди обходить присяжных поверенных сперва Петербургской части, а затем и всех остальных.

Мария встретила с насторожённостью в глазах, которые припухлостью и красным цветом выдавали, что ночью её подушка стала мокрой.

– Мария, – сказал Василий Михайлович после того, как поздоровался и снял шапку, – вы не знаете, где находится духовное завещание Дорофея Дермидонтыча?

– К сожалению, не знаю.

– Может быть, вы знали присяжного, к которому обращался господин Ильешов?

– И в этом я вам не помощница, – устало произнесло Мария.

– Кто же наследник?

– У Дорофея не осталось родных, поэтому он говорил, что все записал на меня.

– Но документ? Наверное, хранились ценные бумаги в одном месте. Вы не могли бы посмотреть?

– Подождите, – и женщина вышла из гостиной. Вернулась почти сразу, неся в руках резную шкатулку орехового дерева, размером с большую книгу. Но она оказалась запертой.

– А ключ? – поднял взгляд Орлов на Марию.

Она сняла с шеи цепочку, на которой висел небольшой золотой ключ.

– Вы позволите?

– Я не могу вам препятствовать.

В шкатулке среди бумаг духовного завещания не было.

– Где оно могло бы быть?

– Мне это не ведомо.

Василий Михайлович уходил из трактира с тяжёлым чувством, тем более расспрашиваемые половые из малолетней прислуги, наученные кем—то, говорили почти слово в слово одно и то же – ничего не видели и ничего не слышали.

С чего начинать, штабс—капитан пока не знал. Хотя не совсем верно, он нуждался в помощниках. Стоило в отделении составить список присяжных поверенных и начинать с их адресов, чтобы охватить за день, как можно больше адресов.

В отделении Василий Михайлович изложил Путилину соображения по поводу духовной и попросил помощников, на что Иван Дмитриевич хитро посмотрел и после небольшого молчания произнёс:

– Василий Михалыч, я готов вам выделить помощников, но после одной проверки.

– Какой? – ответил с готовностью Орлов.

– Вы забываете, что духовное завещание господина Ильешова мог удостоверить своей подписью священник и, не думаю, что Дорофей Дормидонтыч ездил на другой конец города исповедоваться и молиться.

– Но тогда завещание должно было находиться в шкатулке с бумагами?

– Не совсем согласен, может быть, Ильешов посчитал, что оно будет сохраннее у служителя Господа.

– Значит, он не доверял в трактире кому—то, а если ключ имела Мария…

– Не стройте умозаключений, Василий Михайлович, пока не сподобитесь собрать в одной шкатулке факты.

– Вы опять правы.

И на самом деле Путилин оказался прав. Дорофей Дормидонтыч был дружен с отцом Иосифом из Церкви Преображения Господня, что стоит на Большой Спасской улице.

Об этом рассказала Мария, ведь она и сама хаживала на службы в эту церковь, где причащалась.

Отец Иосиф таких же лет, что и убиенный Ильешов, о насильственной смерти хозяина трактира не знал, каким обстоятельством был крайне удивлён и смахнул слезы, показавшиеся из уголков глаз.

– Бедный Дорофей, – отец Иосиф осенил себя троекратным крестным знамением, – вот так строит человек планы. Радуется жизни и в один миг теряет всякую надежду на продолжение свершения угодных Господу дел! – покачал головой и ещё раз добавил, – бедный Дорофей! Значит, насильственно.

– Злодейской рукой, – штабс—капитан тоже перекрестился, – скажите, вы не подписывали духовной Дорофея Дормидонтыча?

– Да, как же я о ней позабыл. Он её, самолично, начертал в моем присутствии, и я удостоверил её своей подписью.

– Кто ещё присутствовал при этом?

– Доктор Мазуркевич и его помощник Николай.

– Не припомните, когда это было?

– Как не припомню, сразу после Пасхи, почти три года тому.

– Где может быть духовная?

– Как где? С того времени хранится у меня.

– Могу ли я, с вашего позволения, ее прочесть?

– Если поможет в поисках преступника, то, пожалуйста.

Духовная, составленная простыми словами, гласила, что все накопленное и заработанное, в том числе и трактир, господин Ильешов завещает Марии Фёдоровне Ильешовой без каких—либо оговорок.

«Занятно, – подумал штабс—капитан, – прошло почти три года».

– Кто ещё знал о духовной?

– Да, кроме нас четверых, Царство Небесное Дорофею, да успокоится его душа. – Сказал отец Иосиф и дополнил, – теперь уж троих.

После того, как Василий Андреевич прочитал последнюю волю убитого Дорофея Дормидонтыча, в самом деле, изложенную кратко, словно два с половиной года тому он готовился к нежданной смерти. Слово в слово Орлов записал содержание духовной в книжку, носимую для таких целей.

– Что ж, – произнёс отец Иосиф, – если такова воля невинно загубленного Дорофея, надо передать документ Марии Фёдоровне.

Отец Иосиф взялся передать женщине именно в этот горестный час, дорогой он рассказал о том, каким был Дорофей.

Ильешова взяла духовную. Слезы застилали глаза, она махнула их и в бессилии опустилась на стул.

– Зачем мне это, – она взмахнула плотным листом бумаги, – если его уже нет.

– Господу…. – далее слов отца Иосифа штабс—капитан не слышал, вышел из гостиной, но заметил, как чёрной тенью мелькнула высокая фигура. Василию Михайловичу показалось, что под дверью стоял и подслушивал Иволгин, но уверенности не было.

Орлов прошёлся по общей зале, но там Степана не увидел. Между столом шныряли десяти – двенадцатилетние половые, исполнявшие обязанности за миску щей и краюху хлеба, пока не подрастут.