Александр Коломийцев - Русские хроники 10 века

Волхв медлил отвечать. Непростой вопрос задал ковач. Можно и обругать попов, дескать, ложной вере людий учат, лживыми речами прельщают. Да брань-то пустому человеку горазда, хытрецу, что перед ним сидит, иное надобно. Хытрец мысль ждёт. Добрыга продолжал, то ли спрашивая, то ли рассуждая:

– Мы свою веру зовём руськой Правью, попы свою – правой греческой верой. У кого же правда? По нашей Прави жить надо в мире, в ладу, никого не обижать, не красть, не убивать, жить трудом своим. Все людие вольные, их такими Сварог сотворил. Земля, по коей твой плуг ли, топор прошёл – твоя, владей ею, трудись. Никто ту землю, на коей хлеб ростишь, не отымет, Правь не велит. Так не по Прави живём. Бояре вотчины огораживают. Богатеи резами, долгами вольных людий в закупы, в обельные холопы обращают. Разве то по Прави? А в греческой вере что про то сказано, коли попы её правой зовут?

Колот встал, взял с полки стопку листов, вложенных меж двух досок, обтянутых кожей.

– Вот. Сие наставления греческого бога-сына, именем Иисус Христос. Зовутся наставления – Новый Завет. Тут все его наставления и поучения. Сия книга писана греческими письменами, а есть писанные кириллицей. Кириллица се письмена, кои некий поп Кирилл измыслил, дабы славян христовой вере учить.

Колот сел, положил книгу на колени, откинул доску, перевернул листы. Добрыга, вытянув шею, глянул. Писано было по-гречески, с красными буквицами в начале некоторых строк. Ставр отставил чашу, подошёл сзади, затаив дыхание, смотрел через плечо волхва. Колот захлопнул книгу, заговорил:

– Есть тут наставления, как в нашей Прави писаны. И Христос учит – жить по правде, не обижать никого, не красть. Кто с трудов своих живёт, тот ему люб, а богатеи – не любы. Такие поучения мне любы. Но и не по Прави Христос учит. По руськой Прави людие сообща, на вече управляются. Ежели какой князь против людий что сотворит, того князя вече убирает, а нового ставит. Христос иному учит. Не вече, но князь всему голова. С князя только бог спросить может, но не людие. Ежели князьям полную власть дать, много зла они сотворят и много бед на Руськую землю накличут. Так я мыслю, – Колот положил книгу на полку, добавил: – Христос меж людиями раздрягу сеет, ибо учит забыть отца с матерью, идти за ним. Кто ж за ним не пойдёт, тот против него. Все, кто не крестился, то враги христиан. Где ж тут любовь и милосердие? Наши боги учат почитать отца с матерью. Содержать их в старости. В заповедях своих говорят: с соседями жить в согласии, не чинить им обид. Никого не понуждать к вере своей, ибо бог-творец един, а верует всяк по-своему, как душа велит. Не люба мне вера греческая, хоть и зовётся правою, раздор от неё. Примет ежели Русь христианство, великие беды начнутся. А что не по Прави людие жить стали, так в том не боги, не Правь повинны, а сами людие.

Добрыга покивал согласно, поднялся.

– Так же я, как и ты, Колот, мыслю. Наша руськая Правь самая верная, её держаться надобно.

Волхв проводил гостей до выхода из святилища, напутствовал:

– Доброго пути. Правь славьте, по правде живите.

Хоть и кивал головой любомудрый ковач, самого завидки взяли, когда волхв книгу с христианскими поучениями показывал. Вишь, как у них, христиан, заведено, божьи заповеди в особой книге прописаны. Грамоту учи да читай. Почто же наша Правь только на дощечках да берёстах у волхвов особыми письменами записана? Простой людин не прочтёт, слушает, что волхвы скажут. Кто из людинов те письмена ведает? Хоть бы и увидели те дощечки, прочесть-то не смогли бы. Почто глаголицей не пишут, кою людины ведают. Письмена, что кириллицей прозывают, христианский поп Кирилл придумал, дабы славян христианской вере учить. Так Колот сказывал. Вишь, поп, а хытрец, что ковач. Не потому ли людие не по божьему закону, а по своему злому умыслу стали жить, что всей Прави не ведают? Вот он, Добрыга, с сыном своим, подмастерьями день-деньской в корчинице ли, у дманицы ли трудятся. По́том обливаются. А руду добывать – все жилы вытянешь, пока добудешь. Правду сказать, и сыты, и одеты. Так и должно быть, по труду и достаток. А взять гостя Будяту. Что ли от непосильных трудов брюхо, как у бабы на сносях, выросло? Он, Добрыга, в чужие скотницы не заглядывает, что его, то его. Но почто Будята резами людей в нищету обращает? Как на то боги смотрят? Молчат боги, не препятствуют кривде. Или вот ещё загадка. Что хлебопашцы Ярилу-ратая славят, ковачи – Сварога, торговые люди, гусельники, песенники – Велеса, то понятно. Но почто в кромном городе главным богом Перун стал, ежели старший над богами Сварог, а вся жизнь и на Небе, и на Земле от Рода пошла? Эх, потолковать бы обо всём со Словишей. Колот разумный людин, да толк знает в грамотках, досюльщине, законах божьих, а не в людских делах. Нет у него ответов на Добрыгины вопросы, потому и не стал выспрашивать. Зачем доброго человека в смущение вводить?

Так размышлял Добрыга после свидания с богами.

Когда святилище осталось позади, показался вымол с пустой лодией, Ставр спросил у отца:

– Тебе про что волхв со свитка рассказывал?

Отец похлопал сына по плечу.

– То грамотки латынян. Далеко-далеко, куда солнце уходит, у тёплых морей стоит город Рум. Там латыняне живут. Древние латыняне многие хитрости, жития своих царей, князей да нарочитых людей на грамотки записывали. Вот волхвы и читают латыньски письмена, еллинские, и потому всё знают, где да как в чужих странах людие живут.

– Вот бы мне те письмена прознать. А руськие письмена есть ли?

– Есть и руськие. Я-то какими письменами свои грамотки пишу? Ай не видел?

– Где ж те грамотки волхвы берут? – Ставр хотел знать всё.

– Гости из-за моря привозят, из Корсуня, из Царьграда, из Переяславля. Волхвы сами с гостями в дальние страны ходят. Волхвы многие хитрости знают. Нам, ковачам, от них большая польза.

Словно желая подтвердить свои слова обращением к волхвам, Добрыга остановился, обернулся назад. Над холмом поднимался едва различимый сизый дымок, тёмной каёмкой выделялась внешняя крада. Сын, подняв простодушное личико, вопросительно смотрел на отца, ожидая продолжения рассказа. Тот, прошептав напоследок славу богу-прародителю, вернулся к разговору.

– И не только нам, всем жителям польза. Ты в Детинец бегал пороки смотреть?

– Ага, мы уличной ватажкой ходили. Один дядька-ротник глаголил, ежели тем пороком в лодию каменюку добрую метнуть, лодии каюк придёт.

– В лодию ещё попасть надобно, – хмыкнул Добрыга. – В ратном деле от пороков великая польза, и город пороками боронить легче. Нурманны на сечу, на приступ ли особым строем ходят. Ни с какого бока к ним не подступиться, ни стрелой достать. Все в железе, и щитами загораживаются. А ежели в них из-за городниц каменья метать, тот строй у них порушится. Тут только не зевай, налетай, коли, руби. Нигде таких пороков нет, ни в Чернигове, ни в Муроме, ни в Ростове, ни в Суздале. В самом Киеве нет, а у нас в Новом граде есть. А ведомо ли тебе, кто те пороки измыслил? – Добрыга с удовольствием рассказывал историю создания метательных машин, ибо к сему был причастен его друг. Как же не радоваться успеху друга? Даже не замечал, что говорит не с взрослым, а с сыном, малолетним мальчишкой. – Колот с сотоварищем своим в грамотках еллинских прочли о пороках и всё о них тысяцкому Угоняю обсказали.