Александр Коломийцев - Русские хроники 10 века

– Да-а, – протянула молчунья Божидара, – без оберегов, да не знаючи заговоров, в лес и соваться нечего.

– Материнский оберег – он от всякой напасти спасёт, – заключила Преслава.

В избе появилась ещё одна девушка – краснощёкая, круглолицая толстушка Павнуша. Выглядела Павнуша бедновато. Кожух овечий, некрытый, поршни грубые, не крашеные, без плетешков. Голову украшала простая ленточка, даже без бахромы. Но некоторая убогость одежды, казалось, мало трогала девушку. Уста её беспрестанно улыбались, голосок звенел колокольчиком. Товарки уважали Павнушу, та была большой мастерицей плести венки.

Преслава выставила малую ендову с мёдом, положила рядом потаковку. Гостьи засуетились, снедь из корзиночек переместилась на стол. Всего тут было вдосталь – жареная поросятина, житный хлеб, ватрушки, сладкие медовики. Прижмуриваясь, вытягивая губы трубочкой, выпили по потаковке, захихикали. Яства лежали нетронутые – за праздники наелись и жареного, и варёного. Лениво жевали сладкое. Ведунья сидела тут же, молчала, словно и невдомёк было, зачем собрались ночные гостьи.

– Преслава, расскажи, как Хорс на Заре-Зарянице женился, – зардевшись и потупив глаза, молвила Зарева.

Тихоню тут же перебила Снежана:

– Нет, лучше как Перун к Диве-Додоне сватался.

– Про Дажьбога и Живу-Лебедь! – воскликнула Резунка.

Ведунья поднялась. Бубенчики издали весёлый перезвон. Желанка услужливо подала потаковку мёда. Преслава выпила, лукаво оглядела девушек.

– Ну, слушайте, – и, сев на табуретку напротив гостий, повела рассказ: – На дальний остров Буян, на высокий крутой бережок слетались чудесные птицы. Слетались, о Сырую Землю ударялись, оборачивались красными девами. Были те девы красы несказанной, невиданной. То не птицы слетались, то Заря-Заряница с вечерней зарёй, с Ночью тёмной непроглядной.

При этих словах Зарева хлопнула в ладоши, счастливо и благодарно посмотрела на Преславу. Ведунья на миг сжала губы, призывая к молчанию, и продолжала:

– Собрались девы купаться, сняли с себя сорочки – крылья лёгкие, оперённые. С тела белого сняли перышки и пошли к морю синему. Они в волнах играют и песни поют, смеются и плещутся. А как они оперение скинули, вышло на небо Солнце Красное, появился великий Хорс.

Поднялся светлый Хорс на небесный свод на своей колеснице. Колесница у него многоцветная, украшена жемчугами да драгоценными каменьями.

Едет Хорс золотоокий по небесному своду синему, вниз на землю поглядывает.

Удивился он красавицам, люба ему стала красна дева, молодая Заря-Заряница, и пошёл к Макоши-матушке и спросил её о своей доле. И сказала ему Макошь-матушка:

– Ты ступай, Хорс, к бережочку, укради у Зари её крылышки. И твоею станет Заря-Заряница.

Спустился Хорс к бережочку, украл у Зари её крылышки. Выходили сестрицы из воды, надевали крылья и пёрышки, поднимались они в синее небо. Улетела Ночь непроглядная, улетела и Зорька вечерняя. Лишь Заря-Заряница найти не смогла золочёные лёгкие пёрышки и свои невесомые крылышки. И тогда Заряница промолвила: «Отзовись, кто взял мои крылышки! Коль ты дева красная – будешь мне сестрицей, если жена – будешь мне тётушкой, а коли муж – станешь дядюшкой. Ну а если ты – добрый молодец, будешь мужем моим любезным!»

Вышел Хорс и сказал: «Будь здрава, Зорюшка моя ясная!»

И пошла Заря, дева красная, по небесному своду синему, на убранство своё нанизывая с блеском ярким цветные камни. И поднялся за ней ясноликий Хорс.

И тогда поженились великий Хорс с молодою Зарёй-Заряницей, стали вместе коротать свой век. Ликовали на свадьбе Зари и Хорса Мать Сыра Земля, Сварог с Ладою, Велес и Перун, все Сварожичи.

Преслава замолчала, с улыбкой глядя на внимательно слушавших её рассказ девушек.

– А теперь – про Девичье царство! – воскликнула Веснянка.

– А правда, что у них царицей Марья Моревна? – спросила Павнуша. – И у ней табун в сорок кобылиц, говорящих по-человечьи?

– В другой раз, – ответила, продолжая улыбаться, ведунья. – Судьбу будем ли вопрошать, или так посидим?

Девушки оробели, потупились. Всякая пришла в эту таинственную, полную загадок избушку, дабы приоткрыть завесу, отделяющую настоящее от будущего, да боязно стало. Ждали того мига, ажно сердечко замирало, и отодвигали его.

– Ну, что заробели? – спросила, всё так же улыбаясь, ведунья. – Ай так и будем до утра былички рассказывать?

Первой подхватилась Резунка. Со стола вмиг исчезли припасы, ендова, появилась широкая, глубокая чаша с резами. Преслава налила воды из особой бадейки, положила рядом скорлупку ореха, что растёт в полдневной стороне. Скорлупка круглая, глубокая, что лодия.

– Ну, кто первый судьбу станет пытать? – ведунья лукаво оглядела притихших девушек.

Девушки помолчали, переглянулись, загалдели в один голос:

– Божидара! Божидара! Божидара!

Божидара, пришедшая в замешательство из-за вероломства подруг, вмиг запунцовела, прикрыла глаза. Набравшись решимости, окунула указательный палец в воду. Едва шевельнув, тут же выдернула палец из чаши, словно тот попал не в холодную воду, а в обжигающий укроп. То ли движение девушки было слишком робким, или судьба её ещё не пришла, но скорлупка, даже не обогнув чашу, приткнулась у ручки. В прошлое гадание Резунке тоже выпало «пусто». Она и не горевала. Боязно из дев в мужатицы переходить. Но пришла пора следовать судьбе, не век же в девах оставаться. Глубоко вздохнув, призвав на помощь рожаницу Ладу, Резунка опустила палец в воду, трижды обвела им вдоль бортов чаши. Вода пошла волнами, едва не выплёскиваясь из сосуда.

– Ой, беда! Скорлупка утонет! – всплеснула руками Снежана.

Затаив дыхание, девы следили за плаваньем волшебной лодии. Увлечённая круговоротом, та приткнулась у рез с двумя косыми крестами и дождевыми знаками. «Кресень!» – выдохнули гадальщицы. Но «лодия», обернувшись вокруг оси, продолжала плаванье. Дважды зацепившись за бортик, скорлупка совершила полный круг, пошла на второй, притыкаясь к «бережку», замедленно оборачиваясь, меняя местами «нос» и «корму». Когда до кресеня оставалось четыре метки, окончательно причалила.

– Грудень тебе, девонька, выпал. Прямые линии – то дорога, – объяснила Преслава. – Короткие волнистые, что к дороге притыкаются, то грязь.

Грудень – предзимье. Месяц, когда дороги стоят чернотропами. Грязь то замерзает грудами, то оттаивает. Не любила Резунка грудень. Да и кто любит это время. Осень не кончилась, зима не началась.

Лишь Божидару да Снежану судьба ещё на год оставила в девах. Веснянке выпал рюен, Зареве – червень, Желанке – листопад-паздерик, Павнуше сечень.

Девушки расходились задумчивые. Павнуша и слова молвить не могла. Через месяц свадьбу играть, а кто суженый? Резунка утешала: