София Волгина - Век Екатерины Великой

Вестимо, он страшно тосковал по предмету своей любви. Война войной, подвиги подвигами, карьера карьерой, награды наградами, но ради чего и кого? Ему смертельно хотелось видеть ее глаза и все, что внутри ее взгляда. С прекращением военных действий, в конце осени семидесятого года, он положил воспользоваться успехами русского оружия и, естественно, своими маленькими победами. Отпросившись у фельдмаршала Румянцева, он направился в Петербург. Главнокомандующий, несомненно, восхищался умом и воинскими доблестями Потемкина, но был рад отправить его подальше: уж слишком сей воин, покровительствуемый императрицей, всюду успевал. Впрочем, отправляя его в столицу, он вручил ему письма для императрицы и графа Григория Орлова, поручив ему за время отпуска поспособствовать защите своих и армейских интересов.

Словом, Потемкин вернулся в Петербург с репутацией героя и хвалебной рекомендацией Румянцева.

Императрица, пребывавшая в восторге от славных побед, дала ему аудиенцию. Увидев, устремленный на него теплый взгляд императрицы, Потемкин кинулся ей в ноги, облобызал протянутую руку.

– Полноте, господин генерал-майор. Прошу вас, встаньте, – просила она, приподнимая его за руку.

Потемкин встал. Пред императрицей громоздился глыбой паче возмужавший, обветрившийся, посуровевший ее рыцарь. Императрица почувствовала себя против него каким-то маленьким существом. Она даже отошла от него, села в кресло, жестом пригласив расположиться напротив. Пока он усаживался, Екатерина оглядывала его, и на губах ее играла улыбка, а глаза приглушенно сияли. Принятый от Потемкина пакет Румянцева она распечатала, пробежала глазами.

– О-о-о! Послушайте, генерал-майор, что о вас пишет в письме ваш главнокомандующий!

Она зачитала ему две строчки:

– «Он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Он в состоянии подать объяснение относительно до нашего положения и обстоятельств сего края».

Потемкин хмыкнул и, обнажив крепкие зубы, улыбнулся.

– Да, я в состоянии подать объяснения любые, каковые вам бы пожелалось, Ваше Величество.

Екатерина отложила письмо.

– А расскажите мне, Григорий Александрович, как же он смог учинить оную победу?

Потемкин ответствовал по-военному коротко и быстро:

– Разгадка проста: он изменил стратегию и тактику боя. Порешил обычно применяемое огромное каре разбить на несколько частей, дабы сделать их подвижными. Командиров им наш главнокомандующий подобрал умных и удалых. Они, зная общий план битвы, действовали самостоятельно, в зависимости от ситуации в бою.

Екатерина слушала его внимательно, впитывая и запоминая каждое слово.

– Браво нашему генерал-фельдмаршалу! Каков умница!

– Но сие не все, государыня-матушка! Наш герой придумал еще снять с конницы тяжелые, мешавшие вести бой кирасы, которые никак не спасали. Такожде, что весьма важно, он приучил артиллерию быстро, в зависимости от ситуации в сражении, передвигаться по полю боя. Кстати, наш Мелиссино Петр, пожалуй, лучший артиллерист на всем свете! Не будь его батареи, еще неизвестно, чем бы закончилось сражение на Кагуле.

Императрица испуганно и недоверчиво смотрела на Потемкина.

– Неужто так серьезно? И победителями бы оказались турки?

Она передернула плечами.

Потемкин усмехнулся.

– На войне как на войне! Всяко бывает. А проиграть битву могли бы… Был момент. Румянцевская храбрость сыграла роль, когда он врезался в сечу и остановил бегущих с поля боя солдат.

– Да-а, – императрица немного успокоилась. – Наш Румянцев создан для войны! Но расскажите еще о генерал-квартирмейстере Бауре. Сказывают, он славный командир.

– Стало быть, генерал Баур. – Потемкин шмыгнул носом, загадочно посмотрел на императрицу. – Ну, что я имею сказать? Как на мой взгляд, так успеху действий нашего достопочтенного и многоуважаемого фельдмаршала Румянцева-Задунайского весьма поспособствовал Баур, его главный помощник и правая рука. Генерал Баур обладает редким даром представлять в своей голове диспозиции войск и их сражений, строить мосты, вести осады. Его военный глазомер, как я полагаю, заменяет карты с топографией. Верный взгляд его объемлет все пространство поля сражения. Словом, редкий экземпляр военного человека. Повезло главнокомандующему – и, вестимо, всей нашей армии!

– Ваша характеристика, Григорий Александрович, меня весьма радует. Вижу, что горазд сей генерал!.. Стоит высокой награды.

Потемкин по-военному кивнул головой, дескать, рад слышать таковое мнение.

– Стоит, государыня-матушка. Стоит.

Екатерина что-то черкнула на бумаге и паки обратилась к Потемкину.

– Любопытно было бы послушать, Григорий Александрович, как вы находите турок? Свирепы?

Потемкин, чуть помедлив, кивнул.

– Свирепы. Хотя, когда в начале июня мы шли в наступление навстречу многотысячной турецкой армии, которая стояла при слиянии Прута с Ларгой, то впервые увидел я перед собой крупный лагерь турецкой армии: огромное скопление шелковых палаток, лошадей, повозок, развевающиеся зеленые флаги и турецкие символы власти – конские хвосты. Женщины, слуги. То ли армия, то ли базар. Трудно было вообразить, что они так свирепы.

– А в сече? – любопытствовала императрица, убрав улыбку с лица и пытливо заглядывая ему в глаза.

Григорий Александрович вздохнул.

– Ну, здесь что сказать, – он чуть помедлил. – Секут они – дай Боже! Тут им помогает их огромная вера, почти фанатизм. Чем паче опасность, тем они становятся бесстрашнее. Коли наш солдат попадается в плен, ему сразу секут голову и поднимают на пику. Берут они, вестимо, прежде всего массой: множество солдат выстраиваются треугольниками, которые набегают волнами и ведут бой. Причем вперед турки выставляют самых смелых – а замыкают их, по-видимому, трусы. Окромя того, перед сечей турки курят опиум, приводя себя в состояние возбуждения. Отсюда у них и свирепый вид, который усугубляется воплями «Алла-Алла».

– Боже мой, как же смогли выдержать мои солдаты натиск сих дикарей? – молвила дрогнувшим голосом Екатерина. Но увидев, что рыцарь ее собрался паки кинуться к ней в ноги, быстро встала, подошла к окну.

– Но наши солдатушки кричат во все горло. «Да здравствует Екатерина!».

Помолчав, императрица поведала ему:

– Как нам стало известно, султан Мустафа, недовольный действиями визиря, назначил на его место Халиль-пашу, а на место крымского хана Девлет-Гирея – Каплан-Гирея. И оное назначение, на наше счастье, получило вредные последствия для Порты, понеже татары невзлюбили своего нового хана.

Екатерина победно улыбнулась.

Потемкин повел бровью.

– И тот, и другой хан со своими войсками весьма кровожадны.