София Волгина - Век Екатерины Великой

Прошло почти десять лет с той встречи, когда Екатерина с первого взгляда влюбилась в Григория Орлова. И настало время, когда он стал для нее обузой: чем больше укреплялась она на троне, тем ревнивее и подозрительнее становился граф. Екатерина не могла любить его, как прежде. Она все такожде нуждалась в его ласках, но он явно не был птицей ее полета. Были в ее окружении мужчины, с коими она испытывала удовольствие, просто беседуя с ними. Далеко не надобно было ходить: ей никогда не было скучно разговаривать с родным братом Григория, Алексеем. Никогда его речи не были легковесными и, тем паче, глупыми, что нередко позволял себе его старший брат. Однако, несмотря на все оное, она бы и не думала оставить Григория, коли бы не его амурные приключения на стороне.

Граф Григорий Григорьевич чувствовал полное охлаждение к нему со стороны императрицы и понимал, что натворил много неприятностей своими легкомысленными поступками. Он всеми силами хотел растопить холодность императрицы, вернуть ее любовь. Орлов искал любую возможность для оного. Шанс представился ему, когда случилась моровая язва в Москве. Он уговорил Екатерину послать его спасти москвичей. В конце сентября Екатерина обнародовала манифест, где писала, что видит прежалостное положение города Москвы, и что великое число народа мрет от прилипчивых болезней и, дабы прекратить, колико смертных сил достанет, погибель рода человеческого, она посылает в Москву верного человека, графа Григория Орлова. Граф получил широкие права: ему должны были повиноваться все учреждения, входящие в Сенат Московских департаментов. В тот же день он выехал на помощь Москве с четырьмя полками лейб-гвардии. Въехал Орлов в Первопрестольную через пять дней, несмотря на распутицу, и расположился со свитой в бывшем Лефортовском дворце. Обезумевшая чернь вскоре сожгла дворец, но Орлов, видя повсеместные страдания, не стал искать виновных в оном, а делал все от него зависящее, дабы хоть как-то успокоить город. Он увеличил число больниц, а работавшим там крепостным крестьянам обещал вольную. Дабы завлечь больных лечиться в больницах, выздоровевших на выходе снабжали бесплатным питанием и одеждой. На Таганке открыли сиротский приют для детей, оставшихся без родителей. За время пребывания графа Орлова в Москве было сожжено более трех тысяч ветхих домов, где прежде жили больные, а шесть тысяч домов подвергли дезинфекции. Смертной казни предали лишь четверых убийц архиепископа Амвросия, сто семьдесят смутьянов высекли кнутом и розгами, а затем отправили либо на галеры, либо на казенные работы.

В начале ноября, с наступлением морозов, чума значительно ослабела. Эпидемия была остановлена, и Екатерина приказала устроить Карантинный двор. Пробыв в Москве около трех недель и основательно изменив ситуацию к лучшему, Орлов собрался возвратиться в столицу.

Государыня Екатерина Алексеевна приказала своему статс-секретарю Козьмину, подготовить бумаги для нового губернатора Москвы, назначенного вместо фельдмаршала старика Салтыкова. Государыня, наученная опытом, не хотела оставлять Белокаменную без власти, посему граф Орлов должон был дожидаться нового губернатора, князя Волконского.

Указ об отозвании Орлова и о назначении главнокомандующим Москвы князя Михаила Никитича Волконского слушался в середине ноября. С приездом Волконского Григорий Орлов выехал в Петербург. Ему предстояло выдержать почти двухмесячный карантин пред въездом в столицу. Екатерина, однако, пожалев его, собственноручным письмом разрешила ему и его сопровождению ехать прямо в Петербург. Здесь ожидала его торжественная встреча: в Царскосельском парке были воздвигнуты внушительные деревянные ворота с изображением его подвига и со строчкой поэта Майкова: «Орловым от беды избавлена Москва». В честь него выбили медаль: на одной стороне портрет Орлова, на другой Курций, бросающийся в пропасть, и надпись: «и Россия таковых сынов имеет».

Четвертого декабря в Петербурге Орлова встречал ликующий народ. Казалось, будущее Орловых – рода героев, как их называл Вольтер, – безоблачно. В начале декабря граф Орлов представил Совету отчет о своей деятельности в Москве.

У Екатерины дрогнуло сердце, словно открылось второе дыхание. Она снова полюбила Григория. Ей показалось, будто ее фаворит изменился, посерьезнел, стал совершенно неотразимым. После его приезда она всячески его обхаживала, стараясь убедить, что он все такожде любим. Императрица пригласила своего сына с воспитателем и бывшим его законоучителем, архимандритом Троице-Сергиевой лавры Платоном, поговорить о недавних страшных событиях в Москве и о том, как славный граф Орлов сумел победить почти неодолимые трудности. Панин, с трудом переносивший Григория Орлова (впрочем, взаимно), не слишком желая его видеть, все же пришел вместе с воспитанником послушать своего соперника. Холодно поклонившись друг другу издалека, каждый из них тут же отвернулся в другую сторону. Повисла тишина. Интеллигентный Панин все-таки нарушил ее.

– Каким, однако, тяжелым оказался сей год, – сказал он, удрученно поглядывая на своего воспитанника, императрицу и архимандрита.

Екатерина, вздохнула и сказала, обернувшись к Григорию:

– Эпидемия чумы зачалась еще с прошлого лета с Закарпатья и Подолии, с Дунайского театра военных действий. Сначала Украйна потеряла толико народа от оной страшной заразной болезни, потом – вы ведаете, как покосила Россию.

– Я слышал, в Москве умирали по тысяче человек в день, – заметил юный Великий князь Павел Петрович. Орлов еще не успел и рта открыть, как Панин, с соболезнующим лицом, укоризненно покачав головой, объяснил воспитаннику положение дел:

– Было и по тысяче. Напуганный народ взбунтовался до такой степени, что стал крушить все на своем пути и даже убил архимандрита Амвросия. А резон всего: понеже московский градоначальник, старый фельдмаршал князь Петр Салтыков бежал из Москвы, никак не облегчив положения горожан. Народ надобно было успокоить, ан некому было.

– А что же новый губернатор Еропкин? – поинтересовался цесаревич.

Пока Орлов собирался с мыслями, Екатерина, повернувшись к сыну, ответила:

– Я дала Еропкину неограниченные полномочия. Он сделал все возможное, даже палил из пушек. Но моровая язва продолжала косить людей. Есть ли б не Григорий Григорьевич Орлов, – она с улыбкой кивнула на графа Орлова и задержала на нем взгляд, – кой сам попросился поехать в Москву и успокоить народ, уж не знаю, чем бы все закончилось.

Екатерина не спускала с любимца благодарных глаз. Тот скромно улыбался в ответ.

– А что, граф Григорий Григорьевич, тяжело было справиться с оной задачей? – спросил цесаревич Павел Петрович.