Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья

– Чушь, – подытожил Волк, двумя ударами закончив партию.

Доктор Судаков отложил кий:

– Конечно, в играх я не мастер… – Волк похлопал его по плечу:

– Ты не только языки учи. Бильярд и карты всегда пригодятся… – Волку было жаль, уезжать из Литвы. Он понимал, что, может быть, это последняя неделя, когда в стране играют американский джаз и подают французское шампанское. Максим подозревал, что в Москве «Вдову Клико» получают, например, братья Вороновы, из закрытого распределителя. Всем остальным приходилось довольствоваться грузинскими винами. Джаз в ресторанах звучал, но только, как говорили, в эстрадной обработке. Иностранные песни переводили на русский язык:

– Ладно, шампанское. Скоро его и в Европе не останется, с войной, – он отряхнул руки носовым платком, – но ведь и газет иностранных не купить… – по возвращении из зоны он хотел найти преподавателя английского языка.

– Оркестр появился, – он предложил кузине руку, – «Кумпарсита». Авраам возьмет еще бутылку вина, а мы потанцуем… – Волку, немного, нравилась девушка, однако он вздохнул:

– Брось, Максим Михайлович, у вас разные дороги. Кузен Авраам на тебя косо смотрит. Она еврейка. Пусть едет в Палестину, там ее дом. А твой дом, в Москве… – он танцевал лучше, чем Регина, но уверил ее: «Не волнуйтесь. В танго ошибок не бывает».

Регина вдыхала запах хорошего табака и палых, осенних листьев. Он остался в пиджаке, но Регина знала, что у него, под манжетой рубашки. За обедом, в квартире Аарона, он засучил рукава:

– Здесь все свои, родственники… – Регина, широко открыла глаза. Под простыми, стальными часами, на крепкой, загорелой руке, красовалась голова волка, с оскаленными зубами. Татуировки уходили дальше, русские буквы, купола церквей, с крестами. Кузен усмехнулся:

– Волк, это моя первая. Я ее в двенадцать лет сделал. С тех пор… – он налил Регине лимонада, – с тех пор их больше появилось, как видите.

Регина, танцуя, положила руку на его плечо:

– Они, наверное, везде… – девушка скрыла частое, взволнованное дыхание. Максим наклонился к ней:

– У вас хорошо получается, кузина. Можете обучить кузена Авраама. Он говорил, что у него нет времени на танцы… – Максим поднял бровь. Регина, откинувшись назад, лукаво улыбнулась.

Следующей мелодией заиграли «Танго самоубийц». Волк пошел приглашать какую-то миленькую блондинку, Регина присела рядом с Авраамом:

– Хотите, я вам покажу шаги, кузен? Вы говорили, что в Тель-Авиве тоже танцуют, в кафе… – доктор Судаков поднялся: «Мне надо с вами поговорить, кузина».

Они зашли за угол дома, на тихую, пустынную улицу. Наверху, под легким ветром, раскачивался тусклый фонарь. Серо-голубые глаза Регины блестели. Она стояла, маленькая, изящная, накинув на плечи, летний пиджак.

Авраам никогда еще подобного не делал. Он решил просто сказать, ей правду.

Он говорил о кибуце, о фруктовых садах, и молочной ферме, о том, как они обрабатывают землю и занимаются с детьми:

– Вы будете очень полезны… – он вдохнул запах липы. Он, бессильно, повторил:

– Будете полезны, кузина, как учитель, руководитель детского блока, как… – Авраам решительно добавил:

– Как моя подруга. То есть жена, но я не люблю этого слова. У нас женщин так не называют. Мы, конечно, поставим хупу, – торопливо добавил доктор Судаков, – перед осенними праздниками. Я вас устрою в кибуце, познакомлю с Ционой, моей племянницей, и вернусь в Европу, помогать евреям. Вы будете работать, на благо Израиля… – Авраам подумал, что весной у них может родиться сын, или дочь.

Регина молчала:

– Он ничего не сказал о любви. Только о коровах, о тракторе, об уроках в школе. Может быть, в Израиле так не принято. У них все проще. Девушки и юноши всегда рядом, даже душевые совместные… – Регина знала людей, до войны ездивших в Палестину и навещавших кибуцы:

– Он меня любит, по лицу видно. Он просто не умеет говорить о чувствах. Но скажет, обязательно. А я? – она поняла, что не знает.

Регина вскинула голову:

– Давайте доберемся до Палестины, кузен Авраам. Дома… – девушка замялась, – дома решим, что дальше делать… – он чиркнул спичкой:

– Если вы… ты хочешь, мы можем не возвращаться в квартиру Аарона… – доктор Судаков посмотрел на часы, – я позвоню, предупрежу, что ты моя подруга, теперь. Снимем комнату, в пансионе, поживем до отъезда… – Регина, затянувшись сигаретой, помотала головой:

– В Израиле, Авраам. В Израиле мы все решим… – выбросив окурок, девушка потянула его за рукав пиджака:

– Я намерена научить вас… тебя танцевать. Сыграют еще одно танго… – Авраам заставил себя сдержаться, не прижимать ее к стене дома, не целовать темно-красные, полуоткрытые губы.

– Надо быстрее оказаться в Израиле, – велел себе доктор Судаков. Регина потянула тяжелую дверь кафе. Авраам последовал за ней, в пахнущую вином и женскими духами, наполненную музыкой, полутьму.

В коридоре консульства слышался треск пишущих машинок. На стульях, вдоль стены, громоздились пачки паспортов и удостоверений беженцев. Регина разглядывала фотографический портрет японского императора. Надменное лицо было бесстрастным, темные, узкие глаза смотрели куда-то вдаль. Его величество сняли в военной форме, рука лежала на эфесе меча. В консульской квартире такого снимка не висело. Кузен Наримуне извинился:

– Я понимаю, здесь неуютно, кузина… – он носил безукоризненный, темно-серый костюм, с галстуком, смуглые, чисто выбритые щеки немного покраснели, – в квартире никто постоянно не живет. Комнаты держат для гостей… – Регина вдохнула запах кедра. Ноги тонули в мягком, персидском ковре. Начищенный, круглый стол, орехового дерева, поблескивал в лучах солнца. Аарон привел кузину в консульство утром. Рав Горовиц принес пакет с тремя сотнями документов, сирот, многосемейных людей, раввинов, и учеников ешивы. Регина, сначала, робко предложила:

– Я могу помочь. Я умею печатать на машинке…

Кузен Наримуне коротко улыбнулся:

– Боюсь, Регина-сан, что не получится. Все машинки с японским шрифтом… – он провел ее в квартиру и познакомил с мальчиком:

– У нас есть кухня… – граф замялся, – но, если вы хотите, я пошлю шофера в ресторан, за едой. Вы не обязаны… – Регина, исподтишка, смотрела на прямую спину кузена. Мальчик тянул ее за юбку, лепеча: «Тетя, тетя…»

Наримуне откашлялся:

– Я с ним на трех языках говорю, Регина-сан. Йошикуни знает французские слова… – подхватив малыша на руки, Регина прошла на кухню, тоже безукоризненно чистую. Она смотрела на рефрижератор и газовую плиту, на медные кастрюли. Девушка повернулась к графу:

– Никаких ресторанов. Я приготовлю обед, для вас, и господина Сугихары. Работайте, пожалуйста… – она заметила на смуглых пальцах мужчины пятна от чернил.