Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

– Хотя бы кузину Констанцу, покойную, вспомнить… – он застегнул китель, – я ее фото не видел, но, думаю, ни один мужчина на нее внимания не обратил бы. Они все либо тощие, как доски, либо, наоборот, рыхлые. И все в очках… – Мэтью нравились стройные, ухоженные дамы. Он предпочитал высоких женщин, но в мужской компании, признавал, что и девушки маленького роста имеют свои прелести. О них хотелось заботиться, но Мэтью всегда замечал, что жена, прежде всего, должна ухаживать за своим мужем.

– Если она выполняет свои обязанности, – улыбался майор, – она может рассчитывать, что ее побалуют. Не чрезмерно, конечно… – Мэтью с легким презрением относился к сослуживцам, которым постоянно названивали скучающие супруги. Некоторые офицеры торопились домой, вечером, разводя руками: «Миссис ждет к обеду…»

Мэтью, про себя, называл их подкаблучниками.

Он сунул флягу в карман кителя:

– Аарон, наверняка, халы испек. Его жена вообще палец о палец не ударит. Рав Горовиц, как дедушка его, подкаблучник. Бабушка Бет всю жизнь мужем командовала, и равом Горовицем тоже будут вертеть… – Мэтью, направляясь к административному бараку, подумал, что халы сделают на яичном порошке.

– Здесь все-таки глушь… – ступив в пахнущий свежим деревом коридор, он услышал из открытой двери красивый голос кузена. Зажгли свечи, пели приветственный гимн субботе.

Мэтью хмыкнул:

– Будто я в трауре, появляюсь после гимна. В трауре по Кривицкому, – он, невольно, усмехнулся, – мистер Вальтер тоже был еврей… – подождалв, пока стихнет гимн, майор шагнул в комнату, где помещалась синагога. Мэтью замер, в проходе. Слева сидела девушка, одна. Мэтью смотрел на тяжелый узел черных волос, на стройные плечи, в жакете бежевого твида. Он заметил свободное место, у края скамейки, рядом с каким-то лейтенантом, напротив девушки.

– Она не медсестра… – Мэтью коротко кивнул кузену. На столе у стены лежали накрытые кухонными полотенцами халы, рядом поблескивали бутылки с виски:

– Медсестра бы в форме пришла. Значит, одна из моих подопечных… – у нее были смуглые, раскрасневшиеся щеки, изящный нос, твердый подбородок. Девушка, тоже высокая, напомнила Мэтью кузину Эстер. Она сидела, закинув ногу на ногу. В свете электрической лампочки, под жестяным абажуром, на тонкой щиколотке переливался нейлоновый чулок. Мэтью смотрел на нее, чувствуя какую-то странную тоску. Вспомнив обещание мистера Нахума, майор незаметно сжал руку, в кулак:

– Никто меня не заставит жениться на девушке, которую я не видел, даже ради работы. Она ученая, она будет полезна. В конце концов, она не обязана знать, чем я занимаюсь… – Мэтью скользил глазами по ее шелковой блузке, рассматривая высокую грудь. Девушка, внезапно, повернулась, он вздрогнул. В темных, миндалевидных глазах металось пламя, отражался огонь свечей.

– Прославим Господа, благословенного… – община поднялась. Не отводя от нее взгляда, Мэтью заставил себя встать.

Мэтью хотел, чтоб кузен представил его девушке. Всю службу, майор, искоса поглядывал на нее. Она сплела на круглом колене длинные пальцы, без маникюра. Он заметил следы от чернил на смуглой коже. Фамилии женщин, ученых, в списке были не еврейскими, а кольца она не носила. Майор, наконец, повернул голову. Кузен, к шабату, переоделся, в парадную форму.

– Все равно, видно, что Аарон не военный, – скептически подумал Мэтью, – хотя он недавно служит. Капелланам, кажется, по уставу даже оружия не выдают… – майор был прав. У рава Горовица не имелось табельного пистолета. Аарон поинтересовался оружием в Монтерее, когда его оформляли для службы в армии. Тамошний офицер пожал плечами:

– Сейчас мирное время, лейтенант Горовиц. При угрозе опасности, при объявлении войны, вы, как и все офицеры, получите пистолет… – он окинул Аарона недоверчивым взглядом: «Вы что, умеете стрелять?»

Аарон умел, научившись у младшего брата. Меир хвалил его, за меткость и хладнокровие. Аарон, впрочем, понял, что младший брат, действительно, был снайпером, несмотря на очки. Меир не говорил, приходилось ли ему пускать в ход оружие, а рав Горовиц не спрашивал.

– Папа тоже умеет стрелять, он воевал… – Аарон смотрел на легкую улыбку Деборы. Перед шабатом, он быстро объяснил девушке службу. Рав Горовиц добавил:

– Это день отдыха, кузина, день радости. Еще один наш родственник приехал, майор Горовиц. Я говорил о нем. Он придет, вечером… – Дебора видела настойчивый, почти жадный взгляд серых глаз. Майор Горовиц оказался, как две капли воды, похож на вице-президента Вулфа. Портрет государственного деятеля печатали в учебниках американской истории, в главах, где шла речь о войне за независимость и внешней политике молодой страны:

– Вулф придумал резервации, – вспомнила Дебора, – а дед майора Мэтью, генерал Горовиц, сгонял индейцев с их земель. Он убил моего прадедушку… – девушка не хотела думать о подобном. Дебора напомнила себе, что майор тоже родственник, как и раввин Горовиц.

– Сын за отца не отвечает, а, тем более, внук за деда… – она легко выбросила из головы мужчину, сидящего через проход. Девушке было о ком подумать, рядом с равом Горовицем, или Аароном, как его называла Дебора, смущаясь, про себя.

Она, всю неделю, пыталась работать. Девушка писала коды, отдавала ряды цифр математикам, и получала обратно, с пометками группы вычисления ключей. Они хотели создать идеальную систему шифрования, непроницаемую, защищенную от опасности враждебного взлома.

На семинаре им рассказали о немецкой машине «Энигма», о британской системе «Бомба», электронно-механическом устройстве для дешифровки гитлеровских кодов. Математики считали, что любая кодировка, построенная на основе распространенного языка, рано или поздно, будет прочитана:

– Поэтому, дамы и господа, – руководитель группы, профессор Мэйхью, из Чикаго, наставительно поднял палец, – нам жизненно необходимо участие лингвистов. Вы обладаете бесценными знаниями, свободно владея редкими языками. Ваша успешная работа поможет Америке оказаться в безопасности… – при белых они о подобном не говорили, только в своей компании, у костра.

Кто-то из ребят вздохнул, перебирая струны гитары:

– Триста лет они нас за людей не считали, называли дикарями. Гнали, как зверей, на запад, в необжитые места, а теперь мы понадобились Америке… – Дебора, глядя на огонь, затягивалась самокруткой:

– Мой отец был белый, как и у многих, здесь. Мы, между собой, говорим на английском языке… Мы американцы, – она бросила окурок в костер, искры поднялись вверх, – ребята из резерваций пойдут воевать, если придется… – Дебора очень надеялась, что подобного не произойдет.

Еще она очень надеялась, что рав Горовиц останется на базе Хэнфорд.