Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

– А как иначе он нападет на Америку? Хотя неизвестно, над чем его ученые работают. Ученые, инженеры. Мэтью учеными занимается, – Меир велел себе выбросить кузена из головы. Посмотрев на дедушку Джошуа, он пожаловался:

– Тебе хорошо было. Ты всю жизнь любил одну женщину, как папа. А я? – увидев Дебору, Меир вспомнил те самые, строки Лорки, но жестко сказал себе:

– Совсем разум потерял. Она невеста Аарона, почти жена. Не думай о ней… – он представил смуглую кожу, в скромном вырезе блузки, черные, мягкие волосы, темные, с мерцающими искорками глаза. Невестка была выше Меира почти на голову, вровень раву Горовицу.

– И в полночь на край долины, увел я жену чужую… – Меир почувствовал, что краснеет:

– Оставь, оставь… – он сунул руку в карман куртки, висевшей на спинке стула. По дороге к Рубену, на Пятьдесят Восьмую улицу, Меир наведался в некую квартиру, поблизости, на двадцать втором этаже одного из многочисленных небоскребов Ист-Сайда, со швейцарами, и мраморным вестибюлем.

В окне гостиной блестел шпиль здания Крайслера. Меира угостили хорошим кофе и выдали расшифрованные радиограммы, из американского посольства, в Берлине.

– Одиннадцатого февраля войска вермахта, с голландской полицией, окружили еврейские кварталы, у площади Ватерлоо, поставив заграждения, шлагбаумы, и колючую проволоку… – читал Меир:

– Вышло распоряжение, что в этом районе разрешено жить только евреям. В последующие дни гестапо совершило несколько налетов на магазины и рестораны. Силы еврейской самообороны, с рабочими Амстердама, устроили столкновения со штурмовиками голландской нацистской партии. Гестапо арестовало пятьсот мужчин, евреев, в возрасте от двадцати лет, для депортации в концентрационные лагеря. В Амстердаме появились листовки, призывающие к всеобщей стачке, от имени коммунистов Голландии, партии, запрещенной немцами. Забастовал весь транспорт, и все предприятия Амстердама. Тем не менее, глава еврейского совета города, профессор Кардозо, призвал общину, по радио, не поддаваться на провокации. Он объяснил, что депортация, это временная мера… – услышал щелчок замка, Меир едва успел убрать конверт.

– Тебе гамбургер с луком, как ты любишь, – нарочито бодро позвал Меир, – свадьба завтра, а сегодня можно себе позволить лук… – кинув куртку на диван, завалив ее свертками, он пошел навстречу брату.

Белый мрамор главного зала синагоги сверкал, переливался в свете люстр. Обычно женщины, на молитве, поднимались наверх, на галерею. На свадьбах раввин разрешал им сидеть внизу, через проход от мужчин. Пахло духами, колыхались маленькие, украшенные цветами шляпки, блестели жемчуга. Дамы надели вечерние наряды, с перчатками, и меховыми накидками. После хупы начинался банкет, в «Плазе». Лимузины ждали жениха и невесту, с родственниками. Для остальных гостей заказали такси.

Ирена огладила пурпурный шелк платья. На банкете играл джазовый оркестр, однако девушка не пела. Среди гостей было много раввинов, подобное оказалось бы неудобным.

Одеваясь в гардеробной, миссис Фогель, зорко, посмотрела на дочь:

– Потанцуешь, – заметила женщина, – отдохнешь. Придут холостяки, друзья Аарона и Меира. Деборе повезло… – мать взяла тюбик с помадой, – Аарон в армии, но ведь он демобилизуется, начнет в большой общине работать… – Ирена перебирала жемчужное ожерелье, подаренное Меиром, три года назад:

– Как я могу? – девушке стало стыдно:

– Забыла, что он всегда мне драгоценности привозит, из поездок. Он работает, защищает безопасность Америки, и, все равно, обо мне думает… – застегнув бусы, Ирена покачала черноволосой головой:

– Не надо его торопить. Меиру всего двадцать шесть. Он обязательно сделает предложение… – Ирена подружилась с Деборой. Открыв рот, она слушала рассказы девушки о горах и прериях, в Монтане. Дебора не говорила, где познакомилась с равом Горовицем, только упомянула, что трудится по контракту, в армии США и пишет докторат.

Ирена, на форде, отвезла ее в Йель. Дебора встретилась с научным руководителем диссертации, и сделала доклад на заседании совета кафедры. Ирена с удовольствием побродила среди зданий университета, ловя на себе взгляды студентов. Девушки пообедали в закусочной Луи Лассена, где, по легенде, сорок лет назад приготовили первый в Америке гамбургер. Дебора, озабоченно, заметила:

– Наверное, последняя моя не кошерная еда. Хорошо, что твоя мама меня наставляет…

Миссис Фогель отвезла Дебору в еврейский магазин, в Нижнем Ист-Сайде, объяснив ей, как устроить кухню, в новом доме.

– Но мы не скоро в офицерский коттедж переедем, – грустно сказала девушка, вытирая пальцы салфеткой, – дома еще не начали строить… – у Деборы и рава Горовица была неделя отпуска, а потом они собирались вернуться, как туманно сказала девушка, на запад.

Меир оставался в Нью-Йорке до Пурима. Праздник начинался через неделю. Ирене надо было репетировать концерты, с оркестром. Она взглянула на Меира, через проход:

– Может быть, мы на пару дней поедем, на Лонг-Айленд. Погода хорошая, почти весна. Погуляем по пляжу… – Меир повернулся. Ирена увидела знакомую, добрую улыбку. Серо-синие глаза ласково взглянули на нее. Девушка хихикнула:

– Волосы растрепались. И бутоньерка сбилась. Я его люблю, так люблю… – Меир смотрел на Ирену, слушая низкий баритон кантора. Отведя Дебору под хупу, миссис Фогель вернулась на свое место, рядом с дочерью. Обняв Аарона, отец тоже уселся в первый ряд.

Брат был в парадной форме лейтенанта, при фуражке. Они с Деборой стояли под расшитым балдахином, лилового бархата. Зал украшали каскады цветов, на входе мужчинам выдавали кипы, аметистового шелка.

Меир влетел в квартиру Горовицей, днем. Отец, при смокинге, причесывался перед зеркалом, в гардеробной. Аарон ждал в гостиной. Меир крикнул: «Четверть часа, и я готов!». Он пронесся в ванную комнату, на ходу снимая твидовый пиджак, расстегивая рубашку.

Меир вернулся с завтрака, с мистером Скрибнером. Он, несколько дней, настойчиво звонил в издательство, преодолевая неприветливость секретарши. В конце концов, мистера Скрибнера позвали к телефону. Издатель, недовольно, сказал:

– Хорошо. Не понимаю, зачем вам это нужно, но ладно, давайте встретимся. У меня будет не больше часа… – они позавтракали у Барни Гринграсса, на Амстердам-Авеню. За копченым лососем, бейглами, и яичницей, Меир попытался выведать у Скрибнера, в каком настроении был Кривицкий, на последнем ланче.

Издатель пожал плечами:

– В каком настроении может быть человек, приговоренный Сталиным к смерти, мистер Горовиц? Убийство Троцкого, в очередной раз доказало, что Сталин шутить не любит. Мистер Кривицкий был напуган. Неудивительно, что он не выдержал напряжения… – Меир, осторожно, поинтересовался авторством книги «Империя зла». Скрибнер, сухо, ответил: