Мика Валтари - Турмс бессмертный

Я стиснул зубы при мысли о тех мужчинах, что побывали в объятиях Арсинои, полагая, что им явилась сама богиня.

— Ну, хватит, — буркнул я, — о ее прошлом я слышать не желаю. Я беру ее такой, какая она есть. Я уже дал ей новое имя.

Старик рвал на себе волосы. Потом он открыл рот и собрался позвать на помощь.

— Остановись! — воскликнул я. — Подумай, что ты делаешь! Разве ты не знаешь, что меня ждет, если здесь появится стража? Смотри, не рассерди меня.

Он стоял, широко раскрыв рот, в котором дрожал и поворачивался язык, но не мог издать ни единого звука. Потрясенный, я долго смотрел на жреца и наконец понял, что это — проявление той силы, которая таится в глубине моего существа. А ведь его сила только что чуть не поразила меня! И я громко расхохотался.

— Закрой рот и разговаривай, как прежде, — сказал я дружелюбно.

Он громко сомкнул челюсти, похлопал себя по щекам и провел языком по губам. Как ни странно, он не передумал:

— Если я позволю тебе забрать ее отсюда, меня ожидают большие неприятности. Лучше бы ты ограбил храм и стащил все жертвенные дары. Что бы я напридумал, мне все равно не поверят. Ведь мы живем в просвещенное время и, между нами, жрецами, говоря, богиня уже не посещает свое святилище, чтобы объявить свою волю, а поручает это жрецам.

Он сидел, покачивая головой и задумавшись. Наконец на лице его мелькнула довольная улыбка и он сказал:

— Единственное, что тебе остается, — это увести ее отсюда такой же голой, какой она появилась на свет. Ей нельзя будет забрать с собой ни единой вещи, принадлежащей жрице богини. Уведи ее силой и потихоньку, а я закрою на это глаза и только через несколько дней скажу, что она пропала. И пусть тогда подозревают всех чужих, гостящих в Эриксе. Если же она вернется, то сможет сказать в свое оправдание, что была похищена против воли.

— Она не вернется, — сказал я уверенно.

— Если она вернется, — упрямо повторил старик, — то со временем, набравшись опыта и поумнев, снова сможет надеть на себя драгоценности богини… Возможно, все то, что случилось сегодня, случилось по воле самой богини. А иначе ты не сумел бы пробраться сюда, ибо был бы ослеплен ею.

Он помолчал и добавил:

— Ты навсегда лишишься покоя, чужеземец. Я не говорю сейчас о том, что ты восстановишь против себя Карфаген и все сицилийские города. Нет, я говорю только об этой женщине, которую ты так страстно полюбил. Если даже ты и не принадлежишь к смертным, у тебя все равно есть тело, и оно станет отныне жестоким твоим мучителем.

Он захохотал и погладил бороду, а потом посмотрел на меня, зло ухмыляясь.

— Ты не ведаешь, что творишь, — сказал он. — Богиня заманила тебя в свои сети и, когда ты в полной мере осознаешь это, ты поймешь, что лучше бы тебе умереть.

Но его слова лишь разожгли мое желание, и я снова почувствовал блаженное жжение сетей богини. Я не мог больше ждать.

— Арсиноя, — прошептал я. — Арсиноя!

— Ее зовут Истафра, — сердито уточнил старик. — Почему бы тебе не запомнить это имя? Что же до меня, то рано или поздно я умру, хотя хотелось бы, конечно, умереть как можно позже. Так вот, дело как раз в том, что день моей смерти уже не за горами, так что мне безразличны ваши с ней судьбы. Зря я нынче тратил свои силы. Зря вставал со своего мягкого ложа. Делай, что хочешь, меня это не касается.

Больше нам не о чем было говорить. Он взял лампу и повел меня за пустое возвышение, где открыл маленькую дверцу и стал спускаться по крутой каменной лестнице. Проход оказался таким узким, что мне приходилось протискиваться боком. Старик привел меня туда, где рядом с сокровищницей богини находилась спальня Арсинои.

Когда мы вошли, Арсиноя лежала на спине и спала сладким сном, прикрытая только грубым шерстяным одеялом; в руке она сжимала новый зонтик, который я ей подарил. Мы разбудили ее, а она, увидев мое лицо, гневно закричала:

— Где ты воспитывался, Турмс, что не даешь женщине ночью спокойно поспать? Ты, наверное, совсем с ума сошел, если врываешься сюда, в святая святых богини, чтобы разыскать меня?

Сердитая, нагая, с зонтиком в руке, она была так очаровательна, что меня охватило бешеное желание вытолкнуть жреца за дверь и заключить ее в свои объятия. Но я знал, что тогда мне не уйти отсюда до утра, поэтому я преодолел приступ страсти и сказал:

— Арсиноя, радуйся. Богиня дарит тебя мне, но велит нам поторопиться и сохранить все в тайне. Ты пойдешь со мной, не одеваясь, прямо так.

Жрец кивком подтвердил мои слова и неохотно проговорил:

— Именно так, Истафра. Этот чужой пришелец сильнее меня, поэтому лучше тебе будет пойти с ним. Но когда ты избавишься от него, ты сможешь вернуться в наш храм, а я подтвержу, что он увел тебя силой. Так что сделай мне такую милость, уходи, но только обязательно постарайся отравить ему жизнь. Издевайся над ним, обижай его, чтобы он на собственной шкуре ощутил последствия своего безумного поступка. Мне кажется, что замысел богини именно таков.

Арсиноя, все еще сонная, отвечала в смятении:

— Но я совсем не хочу никуда с ним идти, я никогда и ничего ему не обещала. Я даже не знаю, что мне надеть на себя.

Я нетерпеливо перебил ее и сказал, что она должна пойти со мной в чем мать родила, ибо так я обещал жрецу; она не должна брать ничего из того, что принадлежит богине. Я не нуждался в вещах богини, вмоих глазах белая кожа Арсинои была ее самой лучшей одеждой до тех пор, пока я не смогу купить ей новые замечательные наряды.

Когда я объяснил ей это, она немного смягчилась и заявила, что зонтик, который я подарил ей, она захватит с собой непременно. Но, добавила Арсиноя, откуда я взял, что она вообще пойдет со мной? Или она маленькая глупая девочка, чтобы вешаться на шею первому встречному?

Меня охватило бешенство, и я сказал:

— Как хочешь. Только знай, что мне ничего не стоит оглушить тебя палкой и вынести отсюда… жаль, конечно, что от этого на твоей красивой коже появятся синяки.

Мои слова привели ее в чувство, и она отвернулась от нас, как бы желая все обдумать. Тем временем жрец вручил мне небольшую чашу и кремневый нож и заявил:

— Итак, прими посвящение!

— Принять посвящение? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду?

— Прими посвящение во имя богини, — ответил он нетерпеливо. — Ты должен навсегда связать себя с Афродитой. Это самое малое, что ты можешь сделать, независимо от того, смертен ты или нет.

Я ничего не ответил, и он решил, что мне непонятен предстоящий ритуал, и принялся сердито объяснять:

— Возьми нож богини и сделай надрез на бедре. Нож этот такой же древний, как источник богини. Подставь под рану чашу, выдолбленную из дерева богини. Кровь будет капать, а ты будешь повторять за мной слова обряда. Вот и все.