Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

В торце стола сидел, насупившись, Потемкин. Очевидно, привычная хандра одолевала его. Увидев Сенявина, он махнул рукой, и все враз смолкло. Видимо, завсегдатаи этого сборища давно усвоили каждое движение своего кумира и особенно последствия для тех, кто замешкается и сфальшивит.

Выслушав рапорт и прочитав присланный рескрипт, Потемкин встал, облобызал Сенявина и, подняв обе руки, вскричал:

— Виктория!

Немедленно все наполнили бокалы, Сенявину сам Потемкин налил в большую серебряную чашу и провозгласил:

— Виват флоту Черноморскому!

Выпив до дна, он обнял Сенявина и увлек в свой походный кабинет, рядом с шатром. Усадив его на банкетку, князь велел принести вина и, угощая, сказал:

— Войнович тебя хвалит за неустрашимость и расторопность, гляди не возгордись.

Расспросив подробно Сенявина о сражении, он повеселел, оглядел его с ног до головы, хитро прищуривая зрячий глаз, и внезапно проговорил:

— Ступай, Сенявин, проспись и чуть свет поскачешь с реляцией, в Петербург. Порадуешь матушку-государыню.

Едва отдохнув с дороги, Сенявин умчался на рассвете в столицу в сопровождении фельдъегерей. Приехав через неделю в Петербург, Сенявин узнал, что императрица находится в Царском Селе.

…Похитив у мужа-полунемца русский престол, немка Екатерина II, на первый взгляд, искренне пеклась о благе своего нового Отечества, и прежде всего дворянского сословия. За тридцать с лишним лет жизни в России она научилась ценить людей за их труды и способности. Какие? Прежде всего — за радения для ее славы и возвышения. Конечно, Ломоносов, Суворов, Державин и многие другие служили во благо Отечества и всегда бескорыстно. Что же в основном двигало Екатериной во всех ее внешне весьма привлекательных и с виду подчас благонравных предприятиях и поступках?

Об этом часто рассуждал в узком кругу тайный советник, сенатор, князь Михаил Щербатов.

«Не рожденная от крови наших государей, — говорил он близким друзьям, — славолюбивая , трудолюбива по славолюбию… Все царствование сей самодержицы означено деяниями, относившимися к ее славолюбию.

Множество учиненных ею заведений, являющихся для пользы народной заведенных, в самом деле не суть, как токмо знаки ея славолюбия, ибо, если бы действительно имела пользу государственную в виду, то, учиняя заведения, прилагала бы старания и о успехе их, но, довольствуяся заведением и уверением, что в потомстве она яко основательница оных вечно будет почитаться, о успехе не радела, и, злоупотреблении, их не пресекала…»

Зная об этих слабостях и неравнодушии императрицы к славе, и статс-секретарь граф Александр Васильевич Храповицкий обыкновенно стремился потрафить ей в этой страсти на ежедневных утренних докладах.

С утра 25 июля Екатерина была невесела, не разошлась окончательно давешняя мигрень. На прошение генерал-майора Бородкина о принятии его на службу сердито ответила статс-секретарю:

— Мне дураков не надобно.

Затем отдала Храповицкому секретный рескрипт о выведывании намерений шведского короля в войне [36] Русско-шведская война 1788–1790 гг., в которой Швеция пыталась вернуть владения в Прибалтике. Завершилась Верельским миром 1790 г. Русский флот в этой войне одержал знаменательные победы в сражениях при Гогланде (1788 г.) и Выборге (1790 г.). и удалилась на волосочесание.

После обеда настроение Екатерины несколько улучшилось — принесли известие об отступлении шведов от Фридрихсгама.

Только Храповицкий собрался уезжать, как к дворцу подъехала запыленная коляска. Из нее вышел офицер в морской форме. «С реляцией о виктории флота от князя Потемкина к ее величеству», — доложил он, и статс-секретарь вернулся с ним во дворец.

Дела под Очаковом шли неважно, известий от Потемкина не было вторую неделю, и поэтому Екатерина, выслушав доклад камердинера Захара Зотова о прибытии курьера, нетерпеливо сказала:

— Проси немедля.

В дверях появился стройный, симпатичный, румяный офицер.

— Флота капитан-лейтенант Сенявин, ваше величество, — звонко отрапортовал он и вынул из-за обшлага пакет, — с реляцией его сиятельства главнокомандующего флота князя Григория Александровича Потемкина.

«Каков красавец, — залюбовалась Екатерина, — молод к тому же… Ох, князюшка, друг сердешный, знает, чем порадовать меня может».

Глядя на стареющую императрицу, Сенявин, в свою очередь, невольно вспомнил две предыдущие встречи с ней. Первый раз в 1780 году, в Петербурге, во время спуска на воду линейного корабля «Победослав», и вторично, в Севастополе, когда Потемкин представил его императрице вместе с капитаном Юхариным…

Взяв пакет, Екатерина отошла к распахнутому окну. По мере чтения лицо ее все больше озарялось улыбкой.

— Право, господин Сенявин, сия новость нас радует. Какая радость, Александр Васильевич, — воскликнула она, повернувшись к Храповицкому, — виктория знатная флота Севастопольского над турецким приключилась нынче у Фидониси. Неприятель оставил место битвы, потеряв при том шебеку. Капитан-паша превосходство имел в кораблях немалое.

Екатерина передала реляцию, села в кресло и протянула руку Сенявину. Тот быстро подошел, встал на колено и поцеловал ее.

— Мы безмерно рады доставленной вами реляции и благосклонным вниманием вас непременно удостоим.

Тут же она велела принести табакерку, усыпанную бриллиантами, и в нее положила двести червонцев. Вручив награду, Екатерина милостиво отпустила Сенявина, сказав:

— Послезавтра вам вручат письмо светлейшему князю с нашим изъявлением награды победителям сей славной виктории.

Не задерживаясь, Сенявин поздно ночью вернулся в Петербург и поехал прямо к дяде, Алексею Наумовичу. Несмотря на поздний час, старый адмирал еще не спал, довольный нежданной встречей с племянником, и не знал, чему больше радоваться — победной битве или царской милости к племяннику.

Отоспавшись, спустя два дня Дмитрий Сенявин покинул столицу. За эти дни Алексей Наумович дотошно расспрашивал о событиях у острова Фидониси, заставил вычертить диспозицию сражения с начала до конца. Из всех рассказов он понял, что исход схватки предопределил успех авангарда под командой Ушакова. Обрадовался: «Как же, помню сего голубоглазого крепыша. Он у меня на Донской флотилии почитай лет двадцать назад прамом командовал. Исправный был служака, со сметкою…»

На прощанье дядя сказал:

— Тебе государыня благоволила, сие похвально. Но токмо флажными сигналами воинское искусство не обретешь. Добрый клинок закалку требует. Просись у светлейшего в стычку. — Помолчав, он вдруг нахмурился: — Отец-то твой после отставки вовсе замудрил. Матушку твою покинул, живет на стороне, у молодухи.