Александр Струев - Царство. 1955–1957

— Сейчас главное осадить Надя, убедить его не горячиться, — высказался Николай Александрович.

Микоян и Брежнев спешно отправились в Будапешт. Молотов, Хрущев, Маленков, Булганин и Ворошилов готовились секретно, чтобы не показать слабость, выехать в Брест для переговоров с поляками, потом лететь в Софию, Бухарест и, конечно, увидеться с Иосипом Броз Тито, чей авторитет в Европе был, бесспорно, самым высоким. Из Пекина в Москву вылетела китайская делегация с Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем. Мао Цзэдун в телефонном разговоре всей душой поддержал введение войск в охваченную беспорядками Венгрию, спешащие в СССР китайцы должны были призвать Советское руководство к незамедлительным военным действиям.

Известия о смертоубийстве в Будапеште Екатерина Алексеевна слушала с содроганием. В советское посольство стреляли, с соседних домов сбрасывали закрепленные на крышах красные звезды, герб труда — «Серп и молот» рухнул с крыши венгерского Министерства сельского хозяйства, сотнями гибли люди, озверевшие толпы крушили все, что было связано с социализмом, с Москвой.

«Хорошо, что мой Коленька не в Венгрии! Скорей бы все закончилось, ведь вместо нерадивого посла Андропова его могут заслать в Будапешт!» — содрогалась женщина.

Вчера она три раза звонила Николаю Павловичу. Он был холоден, знал, что телефон прослушивается, не допускал в разговоре фамильярности, ласки, но она все-таки не удержалась, и напоследок произнесла: «Люблю!» Не могла Екатерина Алексеевна допустить, чтобы с ним, милым, родным человеком, произошла беда.

Утром 28 октября восставшими было захвачено здание Будапештского городского комитета Венгерской Партии Труда, двадцать коммунистов, оказавшихся в его стенах, схватили и повесили прямо перед центральным входом, прикрутив веревки-виселицы к вековым раскидистым липам. Второму секретарю горкома перед тем, как казнить, выкололи глаза. Обезображенное лицо с прикушенным языком жутко смотрелось на солнце, которое, как специально, появилось из-за туч. Рядом с искалеченным трупом скоро появился другой. Это был начальник одного из отделов республиканской госбезопасности, его убили прикладом ружья и вырезали на спине пятиконечную звезду, а бездыханное тело, опутав колючей проволокой, накрепко привязали к тому же стволу. Из страшной раны на спине упрямо сочилась кровь.

Повстанцы радовались победе, что-то дикое, животное появилось в их еще вчера человеческих взглядах. Увешанные патронташами, они, словно члены преступной шайки, потрясали оружием, по-разбойничьи кричали, бессмысленно стреляли в воздух, и не находилось на них никакой управы. Для либерализации обстановки из заключения выпустили кардинала Миндсенти, который вместо того чтобы помогать восстанавливать порядок, удерживать озверевшую толпу, сразу же включился в битву за освобождение Родины. Он яростно обличал коммунистов и не только не сдерживал свою паству от смертоубийства, а наоборот, поощрял ее. Призывы идти мстить, не жалеть прихвостней Москвы раздавались с церковной кафедры. Заговорили про Господне возмездие, кто-то припоминал пророческие предсказания Нострадамуса, появилось много подобных кардиналу ретивых мстителей — повсюду лилась кровь. Речи религиозного экзарха пересказывали, переиначивали, перевирали, но смысл голосов был один — у-би-вать! Имре Надь пытался увещевать, стремился прекратить смертоносный разгул, мстители слушались, но вскоре снова отыскивались виновные, и снова ружья, веревки и руки вершили свое страшное дело: выкалывали глаза, кастрировали, ломали суставы, убивали.

Екатерина Алексеевна содрогалась, ночью ей мерещились тошнотворные картины, страшные люди: «Как там Коленька, ничего бы с ним не произошло!» А посол Фирюбин в срочном порядке организовывал встречу высших советских руководителей с Иосипом Броз Тито. С президентом Югославии у Фирюбина сложились наилучшие отношения. Во время июльской поездки Тито в СССР он тридцать дней сопровождал югославского маршала. На корабле «Максим Горький» с обстоятельными остановками, они прошли по Волге от Нижнего до Астрахани, а под конец три дня охотились в Завидово.

Все эти дни Леля мучилась — сказать или не сказать Сереже о звонке хама Прохина? Как Сережа отреагирует — разозлится? Наверняка разозлится, и еще непонятно, чем все закончится.

«Ничего хорошего точно не будет! Еще обидится на меня, будет во всем подозревать. Если б мне такое сказали, я бы жутко разозлилась! Нет, не буду говорить, — решила Леля. — Хотя на Сашку я бы краем глаза посмотрела, небось, уже знает, что я Сережина невеста!» — она сделала злорадное лицо.

Оскорбленная предательством девушка носила обиду на обворожительного ловеласа Александра и на лживую Ладку, но теперь, после злополучного звонка, успокоилась: «Бог с ними, как-нибудь без них проживу!» — и первый раз за все это время легла в кровать и моментально заснула.

В ночь с 29 на 30 октября стотысячная израильская армия, по различным слухам имеющая до 600 танков, напала на Египет. Не возымело действие послание председателя Совета министров СССР Булганина ни на премьера Англии Энтони Идена, ни на французского председателя правительства Ги Молле, в котором Советский Союз предостерегал от участия в военных действиях. Булганин предупреждал, что Советский Союз не останется в стороне, предрекал, что война не только нарушит судоходство по Суэцкому каналу, а поставит под угрозу нефтяные промыслы, создаст много различных проблем. «Хорошо известно из истории, что малые войны часто перерастают в большие, со всеми вытекающими трагическими последствиями для государств и народов!» — в своем послании указывал Николай Александрович Булганин. Аналогичное послание было направлено в адрес президента Соединенных Штатов Америки, чтобы тот предостерег поспешных друзей. В Суэцком конфликте США по-прежнему занимали нейтральную позицию.

Председателя Советского правительства не услышали. Никто из прежних владельцев концессии не хотел отказываться от Суэцкого канала. Однако и президент Насер, хотя СССР на протяжении длительного времени оказывал Египту немалую военную и политическую помощь, не спешил слепо подчиняться, пытаясь действовать самостоятельно. Нежелание Египта предпринимать совместные с СССР шаги еще более усложнило ситуацию. После вторжения израильтян Египет оказался в критическом положении, президент Египта молил о помощи.

Хрущев был чернее тучи. Война на Ближнем Востоке его не воодушевляла, к тому же и события в Венгрии разворачивались не лучшим образом. Вернувшиеся из поездки в Будапешт Микоян и Брежнев так обрисовали ситуацию: Имре Надь, ставший руководителем Венгерского правительства, целиком ориентирован на Запад, представляет свое правительство как истинно демократическое, на уступки и компромиссы с СССР идти не намерен, на первый план выдвигает мнение ООН, англичан и американцев: в стране творится беспредел. Посланцы ЦК сами видели погромы в городе. Так, с помощью кувалды и пистолета, венгры освобождались от просоветского руководства. На улицу выбрасывались не только его представители, но и партбилеты, партархивы, знамена. Представители ЦК долго общались с послом Андроповым, который познакомил их с Яношем Кадаром, коммунистом, ранее возглавлявшим ЦК Венгерской Компартии, а впоследствии занимавшим пост министра внутренних дел. В 1951 году по ложному обвинению Кадар был арестован и приговорен к пожизненному заключению. В начале прошлого месяца он был освобожден из тюрьмы и возглавил один из столичных райкомов компартии. Надь намечал оставить его Генеральным Секретарем Венгерской Партии Труда, но уверенности, что такая партия в государстве сохранится, не было. После появления на политической арене Надя, Кадар стал одним из немногих, кто находил с ним общий язык. Не оставляя компартию, Кадар при этом пользовался поддержкой Надя, для которого осуществлял связь с Советским посольством и командованием советскими войсками, дислоцированными в Венгрии. В каждом государстве народной демократии располагался значительный контингент Вооруженных Сил СССР. Советское военное присутствие являлось в соцстранах безоговорочным.