Александр Струев - Царство. 1955–1957

Народу в кабинете Первого Секретаря сидело человек тридцать, было даже несколько тесновато. Каждый, кто здесь оказался, безоговорочно стоял за Хрущева, однако лица у многих были совершенно растеряны — ведь маршал Жуков имел бесспорный авторитет и в армии, и в народе.

— Президиум ЦК всерьез взялся за перестройку партии, — перебил Микояна Хрущев. — Мы вычищаем накипь, всю скопившуюся слизь, за сталинское правление гадости скопилось немало. И Вооруженные Силы не исключение. Недавно из Президиума ЦК вышибли раскольников: Молотова, Маленкова и Кагановича. Вышли решения о возвращении городам исторических названий, была упразднена многочисленная личная охрана, ЦК провел у руководящего звена сокращение льгот, можно сказать, сам себе блага урезал! Делается все, чтобы выправить положение после сталинского произвола, очистить партию от пагубного синдрома величия и вседозволенности. Своим одиозным поведением товарищ Жуков не вписывается в новую систему государственности. Жуков все делает по-своему, а ответственность лежит на нас, на ЦК. У Георгия такое случалось и раньше, вы это отлично знаете. Вот сидят героические маршалы Конев и Еременко, они меня поправят, если я не так говорю!

— Вы верно говорите! — отозвался Конев.

— Вспомним войну: и там Жукова, мягко говоря, несло. Ценой неимоверных потерь водрузили знамя над Рейхстагом. Почему потери такие колоссальные случились? Потому, что Жукову надо было самому взять Берлин, не отдать Берлин ни Рокоссовскому, ни Коневу! За два-три дня при штурме погибло сто тысяч солдат! Сто тысяч, товарищи, вдумайтесь в эту цифру! Потери Жукова никогда не смущали, он, не задумываясь, ставил на карту человеческие души, а все для того, чтобы отрапортовать Сталину, какой он молодец! Взять-то он Берлин взял, а какой ценой?!

— Немцы бы и так сдались, они были обречены, — высказался Еременко.

— Жуков ждать не хотел, хотел быть первым, — дополнил Конев.

— Тогда не желал головой думать, беречь солдат и сегодня не изменился, — резко взмахнув рукой, заявил Хрущев. — Мы не хотим судить Жукова, то будет неправильно, хотим лишь навести элементарный порядок в армии, социалистический порядок!

— У нас не министр обороны руководитель государства, а Центральный Комитет! — слово в слово за Хрущевым повторил Микоян. — Возмущает жуковская одиозность, приезжают к нему делегации других государств, так им преподносится, что именно Жуков, а не советский народ, выиграл войну!

— Жуковский героизм раздут! — сухо проговорил Суслов.

— Возмутительно, товарищи! В армии родился культ Жукова! — истерил Никита Сергеевич.

— У меня с Жуковым был конфликт по космосу. Он тормозил развитие ракетостроения, — вставил Брежнев.

— И это тоже! — тряс головой Первый Секретарь.

— Если можно, Никита Сергеевич, хочу вас дополнить, — снова заговорил Брежнев. — Товарищ Жуков чуть не сорвал уборочную, отказался дать для сбора урожая автотранспорт и военнослужащих, мотивируя тем, что для армии грузовиков не хватает. А кушать, я извиняюсь? Армия каждый день кушает, три раза на день! А откуда все берется? Колхозы дают, а это министра обороны не интересует!

— У нас должна быть взаимовыручка, социалистическое единство, а не ведомственное чванство, где своя рубаха ближе к телу! Правильно Леонид Ильич подметил, — одобрил Хрущев. — По вседозволенности и недальновидности Жукова далеко ходить не надо. Вспомним учения на Тоцком полигоне, когда по его приказу произвели реальный атомный взрыв. Жуков бросил в атаку через эпицентр сорок тысяч солдат, три четверти умерли от непереносимых доз радиации. Мы с Булганиным тогда говорили, просто кричали — не надо спешить! Маршал Неделин может подтвердить! — Первый Секретарь ткнул в сторону маршала Неделина.

— Да, было такое!

— Не послушал Жуков!

— За такое судить надо! — яростно выпалил Суслов.

— Мы не хотим расправы, Михаил Андреевич! В борьбе с фашистами у Жукова были и положительные моменты, даже подвиги были, но та жестокость, с которой Жуков выполнял поставленные Ставкой Верховного главнокомандования задачи, потрясают!

— Он захотел от партийных органов в армии отделаться, политруков в войсках ликвидировать! — снова выступил Брежнев.

Хрущев посмотрел на Фурцеву. Екатерина Алексеевна, как школьница, подняла руку, и когда Никита Сергеевич кивнул, сказала:

— Не может такой человек руководить Вооруженными Силами!

— Это партийный разговор, партийный подход! — одобрил Хрущев.

— Несколько раз мы пытались говорить с Жуковым, делали ему замечания, но безрезультатно, — снова вступил Микоян. — Такое положение терпеть непозволительно! Только что, было высказано предложение: освободить товарища Жукова от занимаемой должности и отправить на заслуженный отдых.

— Пусть товарищ Жуков отдыхает, он отдых заслужил! — заговорил Никита Сергеевич. — Мы пригласили вас, товарищи, чтобы без задней мысли обсудить этот непростой вопрос, потому как без участия армии решать его нельзя. Вы наверняка знаете вздорный характер Жукова, а министр обороны не должен быть таковым. Что ж это, в самом деле? — У министра нет человеческих отношений с заместителями, с командующими округами?! — повысил голос Первый Секретарь.

— Кое с кем есть, — заметил Москаленко.

— Но далеко не со всеми, — вставил Малиновский.

— Да, далеко не со всеми. Со многими уважаемыми маршалами, героями войны, у него полный разлад! — высказался маршал авиации Судец.

— Жуков бывает недопустимо резок, — добавил Баграмян.

— Он бывает до отвращения груб не только с офицерами и генералами, но даже с главкомами Вооруженных Сил! — воскликнул Малиновский. — Спросите адмирала Горшкова!

— Жуков ставит себя выше всех! — выдал маршал Конев.

— И мы так думаем, Иван Степанович! — поддержал Хрущев.

— Друзей у маршала нет, — продолжал Конев. — Своего ближайшего товарища, Рокоссовского, он до сих пор держал в неведении, не давал конкретной работы, а перед отъездом услал командующим в отдаленный военный округ. В министерстве полгода Рокоссовский приходил в пустой кабинет, ничем не занимался, а назывался заместителем министра обороны!

— У Жукова нет этики, всех без исключения он тыкает, мат-перемат, совершенно распоясался! — высказался Еременко.

— И совершенно безграмотный, кончил два класса! — едко вставил Суслов.

— Не прекращается рукоприкладство, подчиненного легко может ударить, — дополнил маршал Малиновский. — Я сам, будь похилей, получал бы, а я — первый заместитель министра!

— Для коммуниста это вещи недопустимые! — изрек Хрущев. — Еще при Сталине его вождизм углядели, он тогда каялся на Президиуме и у военных извинения просил, а как видно, выводов не сделал! Думаю, надо поддержать поступившее от товарища Фурцевой предложение и отправить товарища Жукова отдыхать. Поддерживаете?