Александр Струев - Царство. 1955–1957

— Леша себе в спальне рабочее место организовал, день и ночь трудится! — с восхищением сообщила мужу Нина Петровна.

— Из этого парня, чувствую, толк будет! — отозвался Никита Сергеевич. — А как там Никитка?

— Такой хорошенький стал, округлился! — заулыбалась супруга. — Щечки румяные, всем улыбается, просто чудо!

— На меня похож! — расплылся довольный дед.

— Копия! — подтвердила Нина Петровна и отложила в сторону спицы. — Говорят, Анька серовская родила?

— Да, у них девочка.

— Как они живут?! — всплеснула руками хозяйка. — Какая они пара?!

— Пара, не пара, а поженились и живут! — буркнул Хрущев.

— Девке-то двадцати нет, а ему?! — все больше сокрушалась Нина Петровна. — Он ей в отцы годится!

— Ну что такого, Нина, что?! — проворчал муж.

В этот момент в комнате появился Аджубей.

Нина Петровна и Никита Сергеевич замолчали. Хрущев только сел завтракать.

— Приятного аппетита! Не помешал?

— Заходи, Алексей Иванович, присаживайся!

— Благодарю! — отозвался зять и присел сбоку стола.

— Расскажи, как дела?

— Я, Никита Сергеевич, курить бросил, — похвалился Алексей Иванович.

— Курение — отрава из отрав! — назидательно заключил глава семейства. — Ненавижу тех, кто курит.

— Я вторую неделю не курю и чувствую, как организм от дряни освобождается.

— Посмотришь, что через полгода будет! — одобряюще кивал Никита Сергеевич. — Летать будешь!

Аджубей всегда выглядел аккуратно, причесанный, одежда чистая, отглаженная, сидит точно по фигуре. Недаром его мать считалась в Москве портнихой номер один, видно, унаследовал сын от матери чувство изящества — одеваясь просто, выглядел достойно и даже модно.

— Я, Никита Сергеевич, приказ по редакции пробил, чтобы курить ходили на лестницу, чтобы не травили друг друга в помещении.

— Разумно, Алексей Иванович, очень разумно! — похвалил Хрущев. Он называл зятя не иначе, как по имени и отчеству, не допуская фамильярности.

— Сейчас в редакции дышать можно, а раньше — клубы дыма, хоть топор вешай! Я домой приходил с ног до головы прокуренный, точно пепельница, а ведь с нами в комнате грудной ребенок. Теперь за Никитку я совершенно спокоен.

— Никитка загляденье! — вспомнив про внука, просиял Первый Секретарь. — А курево — дурь! Кого про курево ни спрошу, все, что дело дурацкое, соглашаются, а отойдешь в сторону, папиросу в рот тянут! Намедни Родиона Малиновского ругал, а он все равно без табака ни шагу. Народ от курева хрен отучишь! — посетовал Хрущев. — Ты, Алексей Иванович, пригласительный на Съезд получил?

Четырнадцатого февраля в Москве открывался очередной Съезд Коммунистической партии.

— Большое спасибо, передали, — благодарно отозвался зять.

— ХХ Съезд — рубеж между прошлым и будущим! — определил Хрущев. — Скоро в стране все повернется, в лучшую сторону переменится. И ты, Алексей Иванович, станешь свидетелем этих великих событий. Может, напишешь потом, как мы за счастье боролись.

— Обязательно напишу.

— Чай с нами попей. Или тебе кофе? Индусы хороший кофе передали, Микоян расхваливал.

— Мне лучше чай. Я вам еще вот что сказать хотел, — зять робко взглянул на Никиту Сергеевича. — Рада беременна.

— Беременна?! — в один голос отозвались мать и отец.

— Да.

— Ну, друзья! Ну, мо-лод-цы! — выкрикнул Никита Сергеевич и, встав из за стола, принялся обнимать зятя.

Нина Петровна беззвучно всплеснула руками.

— Не сиди, Нина! Давай рюмки, обмоем это дело! Ай, молодец, Алеша! Ай, молодец!

Леонид Ильич Брежнев приехал на Съезд в приподнятом настроении. Он работал уже первым секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Казахстана, был руководителем одной из шестнадцати союзных республик, доверенные люди передавали, что его включили в список Президиума ЦК. Разговоры такие велись давно, а в понедельник ему позвонил сам Хрущев и лично сообщил об этом.

На Казанском вокзале Леонид Ильич вышел из своего шикарного салон-вагона, положенного руководителю республики по должности, и в сопровождении охранников, помощников и фигуристой шатенки, стенографистки Любы, направился к выстроенным вдоль железнодорожного полотна машинам, прибывшим на встречу казахской делегации.

— Так, ребята, грузите мои и Любины вещи в «ЗИС», нам с Любашей еще поработать предстоит. А вы всех наших подберите, подбросьте до гостиницы, — распорядился Брежнев и потянул Любу за собой: — Залезай в машину!

Этим же поездом, только в общем порядке, из Алма-Аты в Москву прибыло тридцать шесть казахских делегатов, еще сорок девять приехали раньше.

— Ничего не позабыла? — похлопывая спутницу по коленке, улыбался Леонид Ильич. — Пока они тут разберутся, мы с тобой мое выступление отшлифуем! В гостиницу! — кивнул он шоферу.

На восьмом этаже гостиницы «Украина» открывался умопомрачительный вид на столицу. Просторный, трехкомнатный, богато обставленный номер был закреплен за ЦК Казахстана. Брежнев останавливался здесь, когда приезжал не один, а в сопровождении спутницы, правда, ночевать, хоть под утро, хоть поздней ночью, исправно возвращался в собственную квартиру на Кутузовском проспекте. Квартира эта досталась ему в 1952 году, когда молодого партийного деятеля избрали Секретарем Центрального Комитета. Отличная пятикомнатная квартира с высокими потолками, двумя ванными и двумя туалетами, чуть более ста сорока квадратных метров, считалась небывалой роскошью. Неторопливым шагом от гостиницы «Украина» до двадцать шестого дома идти было минут двадцать.

«Ночевать только домой, чтобы лишних разговоров не возникало!» — установил за правило Леонид Ильич. Благо и гостиница и квартира находились на одной улице.

Захлопнув дверь люкса, Брежнев задорно притянул к себе Любу:

— Ты, Любаша, стенографировать не разучилась?!

Девушка прильнула к его губам.

— Скидывай с себя все быстрее! — освобождаясь от пиджака, прошептал кавалер.

Люба разделась и послушно юркнула под одеяло.

Нюра полчаса примеряла новые туфли, прохаживалась в них, а сейчас красовалась перед зеркалом, специально поставленным на пол.

— Откуда такая прелесть? — умилялась Лида.

— Один человек помог, — важно ответила буфетчица и выставила вперед другую ногу.

— Красотища! — расхваливала подавальщица. — На работу в таких ходить жалко.

— Именно на работу и приду, чтобы все ахнули!

— Про нас шоферня и так болтает, что живем жирно, а ты — туфли надену!

— Больше уважать станут.

— Фурцевский Аркашка, как к себе домой, в буфет бегает, сразу туфли заметит, а ведь он начальницу возит! — наморщила лоб Лида.

— Спецбуфет не для водителей! — важно выдала Нюра.