Виктор Вальд - Месть палача

Что сказать о синих одеждах самого Гудо? В Витинбурге (Господи! Это было совсем в другой жизни. Горестный и все же счастливый Витинбург. Город, в котором Гудо почувствовал себя человеком. Нужным человеком, ибо узнал, что такое быть другом, мужем и отцом!) и в соседних городах синие одежды служили тому, чтобы еще заметные издали, отпугивали и позволяли избежать встречи добропорядочных горожан с презираемым палачом. Во многих других странах камзол, широкий плащ и всегда приспущенный на лицо капюшон уже не сообщали встречным: «Вот идет палач!», но сам необычный цвет настораживал. Ведь в насыщенно синих одеждах ходили маги и колдуны. В чуть светлее – люди, знающие истину. («Не они ли маги и колдуны достигшие совершенства?»)

У детей Аллаха, османов, ни цвет, ни покрой одежды не вызывали никаких других понятий, кроме того, что пред ними чужеземец. И только дела этого чужого для их среды и веры человека могли выделить его одежды и запомниться.

А османы запомнили Гудо. В этом он не сомневался. Они не тронут «Шайтан-бея». Они должны быть ему благодарны за спасения от тяжелых ран, за то, что он не пустил в рай проклятого убийцу девственниц Сулим-пашу, за то, что он фактически открыл османам ворота Цимпе и Галлиполя. Значит, он и его юный спутник смогут невредимыми пройти ряды войска гази. Уверен Гудо был и в том, что своей внутренней силой, а если нет, то и просто силой, заставит стражу выпустить их за ворота укрепленного икоса.

На все это и рассчитывал Гудо, выпрашивая в счет обещанного вознаграждения то, что могло спасти его самого и его юного друга даже в пылу сражения. Но лучше было не испытывать судьбу. Ведь в том же пылу сражения, залитые кровью глаза и неистовая ярость, часто не позволяли с ясным умом увидеть происходящие. И рубишь, и убиваешь без разбора. Направо и налево. Это известно преотлично бывшему наемнику и убийце Гудо. Поэтому и желалось предстать перед войском гази до битвы, и лучше всего в том, что сразу же определит в нем незабываемый образ «синего шайтана».

К счастью православный константинопольский папа сдержал свое слово. Осталось молить Господа, чтобы на возу купца из Пеллы [108]нашлось все необходимое. А самое главное редчайшая синяя ткань. И пусть не такая, из которой Орхан-бей велел сшить новую одежду для своего необычного пленника. Главное все же цвет.

Усердный портной из Витинбурга сшил синие одежду для палача его города из шерсти, окрашенной в вытяжках шалфея лугового за несколько дней. При этом он старательно отделал по краям прямоугольные зубцы, как деталь, отличающую муниципального служащего. Искусные мастера, состоящие на службе у самого Орхан-бея, не пожалели добротной хлопковой ткани, пятидневной вылежки в листьях дикой гречихи с берегов Каспия. Им не понятны были прямоугольные отделки по краям. Но они старательно их повторили. И они же, эти зубцы наиболее отяготили труд Гудо и его юного помощника, за ночь умудрившиеся не только правильно раскроить, но и добротно сшить знаменитые одежды «синего шайтана».

При этой напряженной работе Гудо неоднократно вспоминал как он и витинбургский портной рисовали углем на известковой части стены детали будущего одеяния палача. Это очень помогло при работе с ножницами, как и то, что носимая многие годы одежда, каждым швом, каждой стежкой, каждым изгибом, каждым фрагментом навсегда отчеканилась в голове ее хозяина.

Синий шелк кроился и сшивался на удивление легко и быстро. И все же это была трудная работа, продолжавшаяся всю ночь и отнявшая много сил. К этому приложились волнения первой встречи с османами, короткий бой с Даутом и трудный переход в горах. Так что усталость охватила все тело Гудо, склоняя его к долгожданному сну.

Только уснуть ему многое не позволяло. И возможная погоня османов, и случайный выход на запах дыма разбойников, и присутствие двух весьма крепких пастухов. Да и сам Даут. И опасность от его изворотливого и изобретательного ума, и, конечно же, водопад слов, накопленных за день. Можно было заставить его умолкнуть. Но Гудо справедливо рассудил, что пока он слышит своего невольного и опасного попутчика, можно и в полудреме понимать, где он и чем занят.

А Даут уже говорил об этих горах, о старых богах, что сидели на их вершинах, и о многом другом. Его рассказы более походили на сказку, рассказываемую заботливым отцом, отходящим ко сну детишкам:

– Боги, что царствовали над этими горами, долинами, близь лежащими морями и островами были мудры и справедливы. Красоту, совершенство форм и содержания они любили более, чем войны и кровь. И все же кровь и благоухание, желание мира и понимание неизбежности войны, любовь и коварство, все это присутствовало в их жизни, как и в жизни простых людей. Потому что простые люди придумали себе ложных богов, наполнив их собственными страстями и пороками и наделив собственной мечтой – всемогуществом и вседозволенностью. И все же, приковав свой взор к пугающей бездне космоса, они и богов своих подчинили страху перед невероятностью вселенной. А это ли не истинный бог?

Гудо лишь усмехнулся, прикрывая глаза. Прикрыл и тут же открыл. Кажется тут же. Но звезды стали ниже, а костер в полной темноте ярче. И Даут уже о другом:

– Арес – был у них богом войны. И кем ты юноша, думаешь, у него была жена?

– Богиней, – резонно ответил юноша.

– Верно богиней. Но богиней чего? А я скажу и удивлю тебя. Его жена Афродита была богиней красоты и… любви! Вот так люди в своей глупой вере соединили войну и любовь, окровавленное поле боя и прекрасные цветы на нем. Более того, эта немыслимая в своем супружестве пара богов, породили бога любви Эрота, богиню согласия и счастливого брака Гармонию. А для равновесия мира и для большей жизненной правдивости – бога страха Фобоса, и бога ужаса Деймоса. Кстати, я видел древние изваяния этих последних. Не могу отдать предпочтение, на кого из этих старых богов более похож наш друг Гудо.

– Гудо добрый и справедливый, – обиженно ответил юноша.

Даут тихо рассмеялся. Ему все же удалось немного разговорить юного спутника того, кому теперь по праву можно было вернуть имя «господин в синих одеждах».

Это не понравилось Гудо, строго велевшего своему юному спутнику держать язык за зубами. Нужно было встать и строго посмотреть юноше в глаза. Нужно было прекратить и сказки хитроумного тайного османского пса. Но, ни на то, ни на другое его не отпускала теплая земля и удобный у изголовья гладкий валун.

Приятный голос у Даута. Его франкский язык [109], – это преимущественно торговые языки, они используются носителями разных, в том числе генетически далеких, языков. Первоначально имя лингва франка называло конкретный гибридный язык, который сложился в средние века в Восточном Средиземноморье на основе французской и итальянской лексики и использовался в общении арабских и турецких купцов с европейцами. В эпоху крестовых походов роль лингва франка возросла, он обогатился испанской, греческой, арабской, турецкой лексикой и использовался до XIX в.) – это универсальное средство общения в кипящем котле народов восточного средиземноморья, безупречен. А сами рассказы короткие, но насыщенные событиями и смыслом. Они не успевают наскучить, ибо тут же сменяются еще более интересными и поучительными.