Анн Бренон - Сыны Несчастья

Я никогда не забуду этого юного святого. Я думаю, что ты, Гийом, его не знал. Он не часто бывал в Монтайю, а ты в те времена был еще слишком мал, чтобы сопровождать добрых людей. По–моему, тебе тогда было четырнадцать или пятнадцать лет? Я помню, в те годы твой брат Раймонд Маурс однажды сопровождал его до Арка вместе с моим братом Гийомом Маури. Но я никогда не забуду его. Он был одним из первых, кого сожгли в Каркассоне, когда Инквизиция вновь набросилась на нас. Один из первых наших мучеников, юный святой. Добрый человек Жаум из Акса, сын Мессера Пейре Отье…

Он был худощавым и стройным юношей, с красивыми руками и тонкими запястьями; и такой белой кожей, что под ней виднелись вены. Это был человек с непреклонной волей. Он казался таким же бестелесным, как и его отец, с тем же синим взглядом, с таким же решительным профилем; его темные волосы всегда были аккуратно подстрижены, как у человека ученого. Да ведь он, в сущности, и был ученым. Перед тем, как креститься и стать добрым человеком, он учился в Тулузе на нотариуса, как и его отец, и почти все мужчины в его семье. Я много раз видел, как он читал из книги по–латыни, а его отец, стоя рядом, объяснял каждую фразу, которую тот произносил. Цитаты из Святого Писания. Сам он знал его наизусть. Он цитировал мне по памяти целые куски из Святого Писания, по дороге, когда мы шли из Арка в Риу Эн Валь. И объяснял мне это так, что все представлялось мне столь ясно, словно я увидел свет, который невозможно забыть. Я думаю, что добрый человек Жаум Отье мог бы проповедовать еще красивее, чем его отец, Мессер Пейре из Акса…

Мы ушли втроем еще засветло, по дороге на Риу. Поскольку я был пастухом, то прекрасно знал все дороги — вот почему Пейре Монтани из Кустауссы нуждался в моей помощи, а Раймонд Пейре послал за мной на пастбища. Наше отбытие было немногословным, но волнующим. Раймонд Пейре попрощался с Жаумом из Акса и обнял его, сам привел ему лучшего мула и держал его под узцы, пока Жаум Отье на него взбирался.

— Приветствуйте как следует от моего имени друзей в Риу, — сказал он нам напоследок очень торжественным тоном, высоко подняв руку. Еще чуть–чуть, и он сам бы благословил доброго человека. Очутившись верхом, добрый христианин, казалось, преобразился. Теперь это был юный рыцарь, с величественной осанкой, выезжавший из Арка с небольшим пешим эскортом. А я преисполнился гордости от того, что стал его проводником.

Поскольку день обещал быть хорошим и ясным, я решил идти через плато Лакамп, где можно было и передохнуть. Рассвет застал нас возле Буассе, и там, за высокими стенами дома Раймонда де Буассе, нас приветствовал сам хозяин, тоже стоявший на дороге Добра, и попросил у доброго человека благословения Божьего. Мы прошли Лерьер, намереваясь остановиться в Кум Бейле и отдохнуть. Мы шли на северо–восток, в лицо нам светило солнце и дул ветер, золотое утреннее солнце и ветерок с моря, трепавший нам одежду на груди. Дорога была легкой, и я шел рядом с мулом, чтобы оказать почтение доброму христианину, а Пейре Монтани шел с другой стороны. И добрый человек проповедовал для нас. Можно сказать, что он больше обращался ко мне, чем к верующему из Кустауссы; я это понял еще по первой его фразе: «Значит, Вы уже видели Монсеньора моего отца?»

Сидя в седле, добрый человек Жаум из Акса говорил со мной довольно громким голосом. Он внимательно смотрел мне прямо в лицо, держа одной рукой вожжи, а другой придерживая синий капюшон плаща, развеваемый ветром.

— И отец мой наставил Вас на путь добрых верующих?

На меня внезапно нахлынули все те чувства и воспоминания, когда я впервые совершил melhorier и заключил convenensa несколько недель тому с Мессером Пейре из Акса, его отцом. Он первым стал проповедовать для меня. И я ответил: да, наставил. И он, добрый человек Жаум, тоже стал проповедовать мне, для спасения моей души и радости моего сердца.

— Поговорим теперь об Отце Святом, — сказал он.

Он говорил об Отце Святом, добром и милосердном. Отце, сотворившем всех добрых духов. Он говорил о том, как Сатана проник в Его Царствие через огромную дыру, проделанную им, и как он соблазнил множество добрых духов идти с ним, обещая им там, внизу, наградить их стадами, домами, богатством и роскошью, а также дать им жен и детей. А те духи, что послушали его, стали соблазнять других, и все они поспешили ринуться в бездну с небесных высот через огромную дыру, проделанную Сатаной. И они падали с небес так густо, как цветы в траве или дождевые капли.

Морской ветер рвал с меня капюшон, трепал мне волосы тысячей пальцев, а я словно чувствовал дуновение тысяч дыханий, летящих с неба. А Жаум Отье продолжал своим напевным голосом. Отец Небесный закрыл ногой дыру в небе и обратился к своим погибшим детям: «Увы, дети мои, в мире Сатаны вы будете пожираемы низкими страстями и похотями, и не будете знать ни покоя, ни отдыха, — потому что ничего из того, что он создал, воистину не может быть ни вечным, ни постоянным. Дети Мои! Вы все равно не перестанете стремиться вернуться в Царствие Мое. В мире Сатаны будете вы переходить из одного плаща плоти в другой, пока не вступите на дорогу справедливости и правды, которая приведет вас к спасению. И тогда вы вновь вступите в Мое Царствие. Но будет это не по вашей воле, но по Моей. Ибо когда Отец призовет человека вступить на путь справедливости и правды, то человек уже не может не следовать этому голосу…

И тогда я сначала задал вопрос себе, а потом спросил и его, как так получается, что падшие духи, так далеко, в этом мире, могут еще слышать голос Отца. Он улыбнулся и сказал мне, что Отец Небесный может сделать так, что все Его дети услышат этот голос, если будут готовы.

— После того, — добавил он, — падшие духи очень быстро поняли, кем был Сатана, и раскаялись, что покинули Отца. И тогда стали они петь Песнь Песней Сиона. Псалом. Если я забуду тебя, Иерусалим … И тогда Сатана в гневе поместил их в плоть, в одежды, сделанные для земли забытья. Чтобы они забыли Отца Небесного.

И я почувствовал, что эта красивая, похожая на сказку история, на самом деле правда. Мне ведь уже приходилось слышать рассказы о падении ангелов, которые, как я теперь понял, были человеческими душами. Бывший ректор Монтайю сам проповедовал о падении Люцифера, чтобы предупредить нас о грехе гордыни. Но голос доброго христианина Жаума из Акса словно воскресил во мне эти образы с такой силой очарования, как если бы я сам стоял перед лицом Сатаны на реках Вавилонских, и стенал и плакал об утраченной дороге к истинному Иерусалиму. И я ощутил всю тяжесть своего тела, весь тлен этого мира, и эту землю забвения, землю изгнания. И тут я подскочил: