Анн Бренон - Сыны Несчастья

— Но как же случилось, если мы все забыли, как же Вы могли вспомнить и нам все это рассказывать?

И тогда напевный голос посерьезнел:

— Потому что Он пришел от Отца Небесного, чтобы вернуть нам память и просветить нас Своим Евангелием, чтобы мы могли достичь Спасения и вырваться из–под власти Сатаны. И Он показал нам, в Своих святых Евангелиях, что все мы покинули Царствие из–за гордыни и лжи дьявола, и всем нам предстоит вернуться в небеса путем послушания, истины и веры… Сын Отца Небесного, Господь Наш Иисус Христос.

Морской ветер бросал мне волосы на глаза. Я отвернулся и глянул на юг, на бесконечную гряду гор, на поднимающуюся к солнцу Бюгараш, на взлетающую ввысь Канигу. Потом на запад, где линия далеких хребтов тянулась все выше и выше, и я знал, что там, в той стороне, самые высокие горы. Горы Сабартес и перевалы Сердани.

Было немного за полдень, когда мы достигли, как я и рассчитывал, Кум Бэйле, под Пеш Арнот, и сделали там привал, чтобы отдохнуть и перекусить. Мы уже были недалеко от долины Дайни, и видели ее яркую и пряную зелень. Привязав мула к дереву, мы расселись на траве, разложили перед собой провизию на белых салфетках. В одну из них, которую я нес у себя в котомке, Госпожа мать завернула мне один из моих сыров и сушеное мясо, для Пейре Монтани и меня. В другой — буханка хлеба и соленая рыба для доброго человека. А в моей фляге достаточно было доброго вина.

И тогда добрый христианин Жаум из Акса привстал на колени, склонился над разложенной на земле провизией, взял правой рукой большой круглый хлеб, предварительно завернутый в белую салфетку, поднял его на уровень левого плеча, на которое набросил другой край салфетки, склонил над ним голову, прикрыл веки и стал говорить слова, но я толком их не расслышал. Он благословил хлеб — я уже видал, как это делали добрые люди за своим столом. И этот благословленный хлеб он преломил и дал каждому из нас по куску. Сидя на корточках, мы с благоговением приняли его и поблагодарили:

— B enedicite, senher , благословите, господин.

— Пусть Бог благословит вас, добрые верующие, — сказал он нам. — Ешьте же этот хлеб, который есть Словом Божьим, и благословляемый нами в память о Тайной Вечере Сына Божьего. И никогда не начинайте трапезы, пока не отведаете сего хлеба. И если вы недостаточно голодны, чтобы съесть его целиком, не дайте пропасть даже крошкам: соберите остатки и сохраните до следующего раза. И не забывайте всякий раз говорить Benedicite .

Я медленно жевал хлеб, благословленный добрыми людьми. Набравшись смелости, я повернулся к Жауму из Акса, который ел со свойственным юности аппетитом — да что там говорить о его возрасте — ведь он был нашим ровесником, а уже давно пребывал в постах и воздержаниях своего ордена. И я рискнул спросить его:

— А какие слова произносите Вы, благословляя хлеб?

Он промокнул салфеткой рот и улыбнулся мне:

— Всё то же самое, что говорят и попы над хлебом на алтаре, совершая свои таинства. Видите, Пейре, как лживы клирики Римские! Их хлеб ничем не отличается от нашего, но они претендуют на то, что в их руках он превращается в тело Господне, что, конечно же, неправда. Мы же, благословляя хлеб, знаем, что он остается тем, чем был, и называем его просто благословленным хлебом.

Я не мог удержаться от смеха, и он засмеялся вместе со мной.

В Риу мы пришли в дом, где нас уже ждали, и вся семья добрых верующих приняла доброго человека с уважением и искренней радостью. Они дали нам напиться и продуктов в дорогу. А потом я отправился восвояси. Добрый христианин Жаум должен был еще посетить множество домов в этом городе, прежде чем Пейре Монтани проводит его до Лиму. Я пошел обратно один, попрощавшись со всеми и попросив благословения доброго человека. И тогда Гийом де Риу вышел вместе со мной за двери и тоже попросил меня передать от него привет Раймонду Пейре — Сабартес. Когда я вернулся в Арк, уже совсем стемнело.

И я нес с собой кусок хлеба, благословленного добрым человеком.

В тот же год я впервые был на летних пастбищах вместе с братьями Белибастами, Бернатом и Гийомом. Под конец июля месяца отары из Арка и Кубьер соединились на южных склонах горы Рабассоль. Еще издалека я и мои товарищи услышали блеяние и крики пастухов, отдававшиеся эхом в ущельях между скал, словно клекот диких птиц. Раймонд Марти и я отвечали им с радостью в сердце, взбирались на скалу, глядели в сторону юга, на Бюгараш. Мы видели, как они поднимались по долинам. Целые потоки животных — пегих, белых, рыжих, черных, с красиво загнутыми рогами, тысячи голов с темными мордами и выгнутыми носами, весь этот неумолчный топот тысяч ног, и на каждом боку каждого животного из этих огромных стад краснели метки Белибастов. Они окружили гору, взяв ее в кольцо.

Бернат Белибаст и я вскоре стали неразлучны. Он стал самым лучшим моим товарищем среди пастухов. Он оставался со мной в летниках приглядывать за сырами. Я очень доверял ему, зная, что при малейшей тревоге я могу послать его проверить, что не так, исправить, переделать, обеспечить всё нужное. Я попросил его брата Гийома заняться марранами, молодыми животными весеннего помета, с едва пробивающейся шерстью, игривыми и драчливыми. Я сказал ему со смехом, что он похож на них, такой же драчливый, но Гийома Белибаста было не так просто рассмешить, как его брата Берната. Он говорил мало, и не любил, когда ему перечили. Он никогда не позволял мне принимать решения относительно овец своего отца, хотя наши отары смешались. Конечно, я был главным пастухом Арка, но он был старше меня, и всякий раз давал мне это почувствовать. Требовалась вся расторопность Берната, чтобы избегать конфликтов.

Едва начался август, как за нами прислал Раймонд Пейре. Он хотел, чтобы я занялся проводником и посланцем добрых людей, прибывшим из Ломбардии, которому срочно нужно было увидеться со Старшим, Пейре из Акса, находившимся в то время в Сабартес. Бернат тоже решил пойти вместе со мной. На выпасе оставалось достаточно пастухов, а Гийом Белибаст вовсе не казался несчастным от того, что должен был еще и приглядывать за летниками. Я оставил ему своего молодого пату, а лабрита мы забрали с собой. В Лиму, в доме богатого горожанина Мартина Франсе, мы встретились с Гийомом Фалькетом. Это был человек маленького роста, проворный как ртуть, с круглыми глазами и острой треугольной бородкой. Он напоминал лесного фавна. Смешливого и добродетельного фавна.