Ефим Гальперин - Бешенство подонка

– Я бы не сказал, что к «своим». К себе – да. Послушайте, родной…

– Не уговаривайте. Это мое твердое решение.

– Ну, тогда зачем мы вышли из тюрьмы так рано?! Надо было выспаться, выйти по расписанию и нас бы прирезали там, прямо у проходной. Нет! Я вас заклинаю! В конце концов, я вас просто не пущу!

– Петр Моисеевич! Тогда я умру от стыда.

– За что?

– За всё, что… И потом я должен посмотреть ему в глаза!

– Вы понимаете, что это, скорее всего, будет последний взгляд в вашей жизни.

– Ну, как любит сложно выражаться мой приятель Александр Блок, я не буду стараться быть убитым. Вот, Петр Моисеевич, адрес. – Терещенко даёт клочок бумаги, – Поручик Чистяков надежный человек. Он ждет меня. Объясните, что я приду попозже. Вас переправят…

– Но вы?!

– А что я?! У меня с господином Ульяновым джентльменское соглашение.

– Вы клинический идиот, Миша! Я восхищаюсь вами. Мне казалось, что такие уже не рождаются, – Рутенберг обнимает Терещенко. – Убереги вас, Господь! Был рад с вами познакомиться, господин Терещенко. Спасибо за адресок. Попробую. А то ведь загонят, как зайца борзые.

– А вы куда потом, Петр Моисеевич?

– А куда стремится всю жизнь еврей, делая при этом глупые прыжки в сторону? В Иерусалим! Поеду я, Михаил, в Палестину. Недаром же мне Господь в тюрьме эту книгу подсунул. Напоминает, что я всё-таки инженер, – Рутенберг достает из котомки книгу «Курс гидродинамики», бережно прижимает к груди, – Здесь, в России, свет не скоро понадобится. А там самое время строить гидроэлектростанции.

– А я поучаствую в финансировании.

– Вы сначала поучаствуйте в своей судьбе. Не ходите, Миша. Ну, хотите, я как бывший христианин… Христом Богом молю!

Петроград.

Дворцовая площадь у Зимнего Дворца.

Утро.

С высоты каменного ангела, венчающего Александрийскую колонну:

На снежной целине огромной, пустынной Дворцовой площади две фигуры.

Они обнимаются и расходятся в разные стороны.

Ссутулившись от пронизывающего ветра, идет Терещенко.

Рутенберг уходит в другую сторону. Останавливается, оглядывается и долго смотрит вслед Терещенко.

Снежная поземка.

КОММЕНТАРИЙ:

Рутенберг Пинхас. Уедет в Палестину. В 20-х годах построит первые в том регионе электростанции. Создаст и возглавит, существующую и поныне в Израиле «Электрическую компанию». Один из создателей отрядов самообороны Хагана, предшественницы Армии обороны Израиля. Умрет в Иерусалиме в январе 1942 года. Официальная версия – онкологическое заболевание, рак.

Петроград. Смольный. Штаб.

Кабинет Ленина. Утро.

Входит Радек. Разводит руками:

– Учитель, встреча Терещенко у тюрьмы сорвалась. Они с Рутенбергом ушли раньше. Начальник тюрьмы делает круглые глаза. Мол, приказ на освобождение ведь вчерашний… Что делаем?

– Да, хрен с ним с этим юнцом! Действительно, вчерашний день! Давайте к делу. Что будем врать Мирбаху про условия мира с Германией? А что это за телеграмма у вас? Берлин?!

– Очередное послание нам от Парвуса, – ехидно улыбается Радек, – Буквально бомбит. Выражает готовность приехать и принять участие в любом качестве. Так и пишет «послужить делу революции».

– Да, в жопу эту жирную свинью! – машет рукой Ленин. – И вообще, передайте нашим немецким товарищам, что этому Парвусу пора исчезнуть. Навсегда! И чтобы даже следа от него не осталось.

КОММЕНТАРИЙ:

Парвус умрет в Берлине, в декабре 1924 года. В том же году, что и Ленин. Официальная версия – инсульт. После смерти пропадет весь его обширный архив. Исчезнет и всё его немаленькое состояние. В советской историографии он старательно не будет упоминаться. Ни по фамилии Гельфанд, ни по партийной кличке Парвус.

В кабинет ходит секретарь Горбунов:

– К вам настоятельно пробивается какой-то гражданин Терещенко.

Ленин с Радеком переглядываются.

– Как зовут?! – уточняет Радек.

– Михаил Иванович.

– Пусть войдет.

Входит Терещенко. Снимает рваную шляпу. Короткая тюремная стрижка. Порванное, подгоревшее пальто, сбитые ботинки.

– Прошу. Садитесь, – говорит Ленин. – В ногах правды нет. Честно говоря, я не ожидал вас увидеть еще раз в своей жизни.

– А я вот пришел, – Терещенко садится. Нога на ногу.

– Да, сильно изменились. Я привык видеть вас таким… С обложки модного журнала. А тут вы ну просто как люмпен последний.

Ленин выходит из-за стола. На нем черный костюм из шотландской шерсти. Белоснежная рубашка. Галстучек красный, в белый горошек. Английские башмаки. Он становится перед Терещенко, покачиваясь с пятки на носок:

– Умные люди давно уже сориентировались. А вы как-то, не очень, товарищ Терещенко.

– Гражданин!

– Да, уж действительно. Вы нам не товарищ. Итак, чего изволите?

– Я пришел посмотреть вам в глаза, Ульянов.

– Ленин! – поправляет Радек.

– Ульянов! Вы не сдержали, данное мне, честное благородное слово. Вы разогнали Учредительное собрание! Вы узурпировали власть! Вы послали карательные отряды в Украину! Так что я свободен от обязательств.

– Голубчик, – произносит Ленин издевательски, – Всё всегда нужно делать вовремя. Ложка ведь дорога только к обеду. Ну, пожалуйста, доставайте свои сраные документы…

Терещенко понимает, что документов у Ленина нет.

– И куда вы эти бумажки? Всё! Вот где у нас вся Россия, батенька! – Ленин сжимает свой сухонький кулачок. – Да, у вас, Терещенко, действительно был момент… Момент! Сегодня уже поздно. Расклейте на всех столбах. Кричите на всех углах. Можете подтереться!

Ленин не выдерживает, прыскает, срывается в смех и детскую считалочку:

– Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак вышел Терещен-ко дурак!

В этом «ко» вся ненависть Ленина к свидетелю его слез. Терещенко вскакивает.

– Да, вы свободны. Бывший министр, бывший банкир, бывший олигарх. И вообще, бывший. Прощайте! – Ленин машинально подает руку.

Терещенко демонстративно закладывает свои руки за спину:

– Знаете, вы ведь теперь, Ульянов, лицо руконеподаваемое. Человек без чести.

Произнесенное звучит для Ленина, как пощечина. Он начинает дрожать. Пена на губах.

Радек щелкает пальцами и в долю секунды Терещенко оказывается скрученным двумя латышами, выскочившими из-за ширмы в кабинете.

Ленин придвигается вплотную, готовый впиться ногтями в лицо и цедит:

– Мальчишка!!! Идиот! Не надо путаться под ногами Истории. Раздавим!

Он поворачивается к Радеку:

– К чертовой матери! Он мне уже не нужен. Вы поняли?!

Радек кивает. Латыши выводят Терещенко через заднюю дверь.

А Ленин носится в бешенстве по кабинету. Чтобы успокоиться, хватает карандаш и листок бумаги. Пишет так энергично, что прорывает лист.