Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 3

– Я уж пойду, – вдруг засобиралась она, с усталой натугой привставая со сложенного мотка войлока у двери, – постелю снаружи. Если что нужно, позовите…

– Иди, иди, – Бортэ вскочила, взяла с кровати на женской стороне мягкое козье одеяло, подала ей, – вот тебе укрыться.

Хоахчин приняла одеяло, скорбно оглядела их обоих, помялась, будто хотела что-то сказать. Так и не обмолвившись ни словом, вышла. Бортэ задержалась у двери, будто не зная, что ей дальше делать, и присела к очагу.

– Давай поговорим, – сказал Тэмуджин и поставил чашу на стол.

С лица ее тут же исчезла слабая, вымученная улыбка, сменилась какой-то тягостной тоской. Она опустила взгляд, уставившись в угол стола.

Тэмуджин чувствовал какую-то новую преграду, возникшую между ними, и не мог понять, что произошло: он так рвался к ней все эти дни, жаждал поскорее увидеть ее, а сейчас, когда, наконец, они снова вместе, словно стали чужие, и не о чем стало им говорить.

«Что же это с ней произошло? – изумлялся он. – Или она уже не ждала меня, не хотела, чтобы я возвращал ее из плена?..»

Тут же пропало еще недавно бившееся в груди нетерпение остаться с ней наедине, поговорить, приласкать, рассказать о том, как он рвался спасти ее. На душе крепло, застывая, чувство отчуждения и обиды.

«А может, она привыкла к меркитскому нойону? Может, ей с ним понравилось больше, чем со мной? – закравшись в голову, жалили ядовитые мысли. – Здесь большой курень, людей много, веселье, а что у меня там – глушь, тайга да горы. А меркит, может, и жениться хотел на ней, ласкал ее… Да нет, – тут же маленькой искоркой на ветру промелькнуло сомнение, – она ведь сама бросилась ко мне с повозки, обнимала меня. Или это с испуга было, от неожиданности?..»

Запутавшись в мыслях, он сидел растерянный, не зная, что думать. Бортэ, замерев рядом, ждала от него слов.

– Ты не рада, что я пришел за тобой, – сказал Тэмуджин.

Сказал и увидел, как словно от удара вздрогнула Бортэ. Она изумленно взглянула на него и сложила руки на груди, глаза ее увлажнились.

– Что ты, Тэмуджин, ты мой единственный, любимый, как ты мог такое подумать… ведь я каждый день с утра до вечера заклинала богов помочь тебе спасти меня…

Она схватила его левую руку, с силой притянула к себе, к своему лицу, прижалась щекой. Тэмуджин мягко освободил руку.

– Тогда почему так встречаешь меня?

– Как? – она покраснела и смущенно убрала взгляд в сторону.

– Ты невесела, будто не рада мне. Я ведь вижу, здесь что-то не так.

Бортэ сникла, потупившись.

– Говори, что случилось! – наступал на нее Тэмуджин – Почему в глазах у тебя такая тоска, ведь мы снова вместе?

Она молчала, глядя вниз.

– Говори мне все, – не зная, как воздействовать на нее, устало сказал Тэмуджин.

– Я нечиста перед тобой, – наконец, она выдавила из себя и закрыла лицо ладонями.

– Ты про то, что ложилась в постель с меркитами? Это я и сам понимаю, не маленький. Ты здесь не виновата и потому не можешь быть нечистой передо мной.

– Я не о том. Я понесла от меркита.

– Как?! Так быстро? Откуда ты знаешь?

– Чувствую. Знаков еще нет, но я чувствую.

– А может, это от меня? – у него шевельнулась слабая надежда.

– Нет, – тяжело вздохнула Бортэ и покачала головой. – Я бы знала…

Тэмуджин сидел опешенный. То, о чем предупреждала мать Оэлун, случилось. Все последние дни, спеша выручить ее из плена, он крепко надеялся, что она не успеет зачать от меркита.

«Не вышло, значит, судьба моя такая, – подавленно думал он, – теперь первый мой ребенок будет от моих смертельных врагов…»

Он долго молчал, свыкаясь с неизбежным. Шло время, в очаге догорал огонь, а он, не говоря ни слова, все смотрел в очаг.

Бортэ, взглянув на него, вздохнула. Она отвердела взглядом, будто выбрав давно обдуманное решение, сказала:

– Ты можешь убить меня, и я на тебя не обижусь. Если так нужно, сделай это прямо сейчас. Наверно, будущему нойону и хану нехорошо иметь жену с таким ребенком. Я ведь все понимаю – что люди будут говорить?.. Наверно, потом похоронишь меня, как надо, отправишь к предкам…

Тэмуджин изумленно посмотрел на нее, с трудом вникая в ее слова. Жестокое ее решение как ножом полоснуло по сердцу.

– Что ты говоришь! – он быстро придвинулся к ней и схватил ее. – Я не отпущу тебя никуда! Мы будем вместе…

Он тут же ощутил, как в его объятьях разом обмякло напряженное, будто каменное, тело Бортэ. Она опустила голову к его плечу и затряслась от рыданий, давая волю своим чувствам.

Она плакала долго и горько, прижавшись к нему – наконец-то, полностью доверяясь ему со своим горем и от этого становясь для Тэмуджина прежней, своей и родной. Не любивший женских слез, он на этот раз терпеливо ждал, обняв ее.

Наконец, от оторвался от нее, нарочито недовольно сказал:

– Ну, хватит, хорошая женщина не должна так распускать себя.

Бортэ тут же взяла себя в руки, примолкла и вытерла слезы.

– Расскажи мне все, – Тэмуджин, с трудом выбирая слова, стал расспрашивать. – Как ты тут жила, что они с тобой делали, били тебя, мучили?

– Что же тут рассказывать, – Бортэ насухо протерла глаза, высморкалась в подол. – Все было, ведь ты понимаешь. А того, что было, не изменишь. Тебе от этого не станет легче, а будет лишь хуже, так зачем тебе знать?

Бортэ просяще посмотрела на него, но Тэмуджин и не думал уступать.

– Я должен знать, ведь я твой муж. Ты должна рассказать мне все, до конца.

Она помолчала, понуро опустив голову.

– Что ж, расскажу, раз так нужно… – она вздохнула и, отдаваясь тяжелому воспоминанию, снова всхлипнула, глотая слезы, начала: – На меня с самого начала, когда схватили, набросились эти три нойона… как псы на суку… Всю дорогу сюда они каждую ночь терзали меня. А здесь, когда приехали, Тохто-Беки по очереди отдавал меня своим сородичам, и те забирали меня ночевать в свои юрты… Они будто всем родом мстили мне за что-то, старались сделать больнее. А делали со мной все, что хотели… об этом мне и вспоминать тошно. Дней семь назад меня отдали Чилгиру, младшему брату покойного Чиледу. Тот сразу сказал мне, что когда насытится мной, отдаст какому-нибудь нукеру, а там перейду в дойщицы коров и овец… Днями заставляли выделывать шкуры или собирать аргал…

Она рассказывала, а Тэмуджин слушал, до крови кусая губы, едва сдерживаясь, чтобы не застонать от вновь разгоревшейся боли в груди. Все, о чем подозревал он и представлял себе долгими днями и ночами, оказалось правдой.

– Выходит, они все это время мучили тебя, издевались над тобой, – затаив глубоко в себе жгучую злобу, утвердительно сказал он, будто требуя от нее подтверждения. – Так?

Бортэ кивнула и неловко улыбнулась сквозь слезы. Тэмуджин снова обнял ее и крепко сжал в руках.