Юлия Глезарова - Мятежники

– Опомнись! Не надо… – Сергей узнал голос брата.

Отмахнувшись со злобою от Матвея, он ударил штыком лежащего на снегу человека. Удар был сильный: Гебель захрипел и замер.

– Ты доволен, Анастас? Пошли в дом.

В первой комнате, где Гебель сидел давеча, охраняя арестантов, остался недопитый стакан чаю. Кузьмин схватил его, выхлебал залпом.

– Прости, батальонный… Спать… хотя бы десять минут.

– Иди, – Сергей жестом отпустил его. – Мундир свой заберу только.

Кузьмин ударил плечом в запертую дверь, дерево хрустнуло, на затоптанный сапогами пол полетели щепки. Поручик покачнулся.

– Анастас, рука-то… – заботливо поддержал его Соловьев.

Сергей поглядел на руки поручика: костяшки были разбиты, кровь заливала ладони.

– Не заметил даже, как раскровянил…

– М-да… а водка у тебя есть? – поинтересовался Соловьев.

– Нема горилки. Ром только. Там… – лениво откликнулся поручик, показав рукою на буфет.

Сергей вошел в комнату, взял со стула скомканный сюртук, нагнулся под стол, доставая сапоги. Бросив взгляд на лежавшего на кровати и уже храпящего Кузьмина, он вспомнил войну, горящий мост через Березину: пламя, пожирающее сваи, несущийся по черной воде лед… У толпящихся на мосту, как и у него, не было дороги назад…

Пока офицеры занимались Кузьминым, его кулаком и ромом, Матвей неотрывно смотрел на брата. Сергей быстро оделся, застегнул рубаху и сюртук на все пуговицы, поправил эполеты, повязал шарф. Не смог только обуться: правая ступня его была в крови. Из окна прыгнул он прямо на осколки стекла, и каждый шаг оставлял теперь на грязном полу кровавый след.

– Перевязать дай… – еле слышно шепнул Матвей брату.

– Потом.

Матвей глядел в лицо Сергея – и не узнавал его. От всегдашней его неуверенности не осталось и следа; глаза горели. Он, казалось, вовсе не замечал собственной окровавленной ступни, хотя – Матвей знал – порезы такого рода были весьма и весьма болезненны.

– Рома мне! – приказал Сергей.

Соловьев налил полный стакан, почтительно подал Сергею. Сергей выпил его весь, залпом, как Кузьмин – чай.

– Господа офицеры! – обратился он к присутствующим, и голос его звучал звонко. – Я прошу… я приказываю всем вам запомнить – именно я, своей волей, решился на выступление. Я принимаю на себя командование Черниговским полком…

– Значит – начали? – робко спросил Соловьев.

– Вы о Четырнадцатом слышали? – отрывисто спросил Сергей, вытирая губы рукавом.

– На Рождество у Гебеля только об этом и говорили… – откликнулся Соловьев.

– Сергей Иванович, правда, что тыщу с лишком трупов в Неву сбросили? Правда? – жадно поинтересовался Щепилло.

– Не знаю. Но неудача питерская сильно ослабила дело наше.

– Вы… лично знаете мятежников сих?

– Лично – мало кого. Но все они друзья мне… и вам, господа. И дело не проиграно, пока мы с вами живы. Мы начинаем, как Риего в Испании, с одним батальоном… Никто не устоит против нас… И от сего загорится пожар, который дойдет до Москвы, до Питера… Мы освободим друзей наших!

Матвей увидел, как брат поморщился и сел – видимо, боль в ноге давала себя знать.

– Мы можем твердо рассчитывать на поддержку ахтырских гусар, – голос Сергея зазвучал уже не так звонко, – на поддержку Полтавского, Саратовского, Алексопольского, Пензенского полков, александрийских гусар, артиллерийской бригады… Остальные полки, естественно, тоже присоединятся к нам.

– Ну и слава Богу! Сколько ждали-ждали, а как начали – не заметили… – пробормотал Щепилло, наливая ром себе в стакан. Руки у него тряслись, на костяшках тоже были видны свежие ссадины.

Меж тем во дворе избитый полковой командир начал шевелится – крепкий утренний мороз привел его в себя и остановил кровотечение. Гебель встал на четвереньки, пополз к плетню, ухватился за прутья, встал. Глаза видели плохо, в голове мутилось, но он слышал, что кто-то едет по улице, понял – вот оно, спасение!.. Взглядом затравленного зверя оглянулся на окна хаты – там было тихо.

По кривому проулку старая кобыла покорно тащила телегу, груженную всякой рухлядью. Возница, дурачок Гершеле, с утра пораньше собрался выполнить поручение своего хозяина и благодетеля – балагулы Абрама-Лейба из Фастова. Гирш должен был заехать в несколько местечек – отдать должок там, получить деньги здесь… Сам Абрам-Лейб не рискнул в такую пору, в православные праздники, пускаться в дорогу – а Гершеле был известен по всей округе как глупый, но кристально честный малый…

– Сережа, ноги… – взмолился Матвей.

Сергей отошел к окну, где было посветлее, сел на табурет, послушно протянул брату правую ступню; рана была небольшой, но довольно глубокой. Матвей вытащил осколок, принялся протирать ступню чистым полотенцем, смоченным ромом. Нагнувшись к ногам Сергея, он прислонился к ним лицом, вздрогнул.

– Что с тобою, брат?

– Зачем… – горячо зашептал Матвей, – зачем ты ударил его? Ты повязал себя кровью с ними… с этими… Кто они тебе, Сережа?..

– Уезжай отсюда, Матвей, – Сергей решительно поставил ногу на пол. – Они ради свободы ни себя, ни тебя, ни меня не пожалеют. Они – мятежники, а я предводитель инсуррекции сей. Ты не понял разве?

– Я не уйду… – Матвей снова взял его ногу, стал протирать ступню полотенцем. – Некуда мне идти.

Когда нога была перевязана, а сапоги надеты, Сергей выглянул в окно.

– Смотри… – подозвал он Матвея тихо.

За окном вставший на ноги Гебель остановил жидовскую форшпанку, что-то тихо сказал сидевшему на козлах тощему вознице. Тот послушно кивнул головою.

Из хаты по нужде вышел Кузьмин с помятой физиономией, увидел Гебеля, уже забравшегося на телегу, выскочил в проулок. Но возница хлестнул лошадь, она побежала быстро. Кузьмин остался стоять посреди проулка, сжимая кулаки и что-то крича вслед форшпанке.

– Живой… слава Богу! – Сергей обнял Матвея за плечи. – Бог за нас, Матюша… Вот увидишь!

В комнату вошел Кузьмин, увидел Сергея.

– Ушел, мерзавец, донесет а дивизионную квартиру…

– Ничего, Анастас! Все равно в секрете уже ничего не удержать. Роту собирай – я говорить с солдатами буду.

Две черниговские роты – пятая мушкетерская Кузьмина и вторая гренадерская – шли в Васильков. Настроение у Сергея было приподнятое: события предшествующих дней почти изгладились из памяти. Матвей, из деликатности, не вмешивался в дела, ушел в обоз. Рядом с Сергеем постоянно был Кузьмин. Он ни на шаг не отходил от батальонного, ловил каждый его взгляд.

Особенную гордость вызвало у Кузьмина присоединение второй гренадерской роты: командир ее был в отпуску, должность его исполнял поручик Петин, принятый в общество Кузьминым две недели назад. Узнав о происшествии в Трилесах, юный розовощекий Петин засмеялся, поклялся выполнять приказы батальонного и со значением пожал руку Сергею.