Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

– Ты встретил трубадура?

– Да.

– Ты отомстил?

– Он умер от моей руки.

Альда кивнула. Больше о Юке де Сент Сирк мы не говорили никогда.

Мне предстоял ещё один тяжёлый разговор – с епископом. Я рассчитывал, что он будет ждать меня, и при людях достаточно будет отрицательно покачать головой, но де Кастра среди встречающих не было. Пришлось идти к нему.

Старик неподвижно лежал на полу своей не то комнаты, не то кельи, раскинув руки крестом. Епископ не пошевелился, когда я вошёл, и, не заметив его дыхания, я вздрогнул, предвидя ещё одну смерть. Но тут де Кастр завозился на полу, со стоном встал на колени и я бросился поднимать его.

Увидев, что я пришёл с пустыми руками, старик схватился за сердце.

– Где Копьё? Ты оставил его за порогом? Зачем ты так зло шутишь надо мной?

– Там не было никакого копья, я спрашивал у трубадура, а потом всё осмотрел сам. Это же монахи, у них вообще не было оружия, они не сопротивлялись, их так и убили, безоружных…

– К дьяволу монахов! Копьё! Мне нужно Копьё! Почему ты его не принёс?! Мне следовало ехать самому!

– С ними не было Копья, – тихо и терпеливо повторил я, видя, что де Кастр легко может пересечь границу, за которой простирается огненное море безумия. – Я бы почувствовал его.

– Ты понимаешь, что теперь воистину конец нашей общине?

– Может быть, вами движет отчаяние и не всё так страшно?

– Поймёшь позже, если успеешь. Теперь иди, я должен помолиться, но это будут другие молитвы, не те, что я возносил, пока ждал тебя, совсем другие…

К исходу лета в Монсегюр стали возвращаться гонцы, которых де Кастр весной разослал по странам христианского мира. Сам он в Ломбардию не поехал – не позволило здоровье. Вести были скверными. Никто не соглашался приютить общину альбигойцев. Одни боялись прогневать могущественную Бланку Кастильскую, другие страшились своих собственных Святых Трибуналов, а третьим (таких было большинство) до посторонних просто не было никакого дела. Гонцы, посланные в Ломбардию, ещё не вернулись, но и на них было мало надежды.

Однажды осенью в деревне у подножья замковой скалы поднялась суета. По узкой и крутой тропе в крепость потянулись люди, нёсшие на плечах скудные пожитки. Оказалось, что дозорные заметили конные разъезды вооружённых людей, которые искали дорогу к Монсегюру. Следующим утром тропа, ведущая в долину, оказалась перерезанной. Замок был окружён, началась осада. Скрыть убийство монахов Святого Трибунала не удалось.

Через несколько дней, когда вождям королевского войска стало ясно, что гарнизон крепости не откроет ворота, внизу заревели рога. Французы попытались решить дело миром. Парламентёров возглавил Юг дез Арсис, сенешаль Каркассона. Вожди осаждённых встретились с королевскими рыцарями на середине тропы, где была маленькая площадка. Разговаривать пришлось стоя. Оступившийся рисковал свернуть себе шею. Сеньор Перелла вышел из замка без доспехов, а дез Арсис, который оставил внизу только шлем и меч, жестоко страдал в тяжёлых доспехах от жары. Подъём в гору дался рыцарям нелегко, поэтому надменный тон, который они заранее решили взять на переговорах с еретиками, не удался.

Рыцарь заявил, что Монсегюр есть синагога сатаны, и долг каждого рыцаря и истинного католика – уничтожить её. Но, чтобы не проливать христианской крови, он, Юг дез Арсис, гарантирует всем еретикам жизнь и право свободно покинуть замок. Единственное условие – отречение от ереси. Каждый, покидающий замок, должен поклясться на Библии, что он возвращается в лоно римской католической церкви и проклинает ересиархов и еретическое учение. Закосневших в ереси, а также виновных в смерти монахов, ждёт костёр. Королевское войско будет ждать три дня. Всех, кто откажется покинуть Монсегюр, будут считать нераскаявшимися еретиками.

Перелла ответил, что передаст осаждённым слова сенешаля, и вернулся в замок. Из Монсегюра не ушёл никто.

Голод защитникам крепости не грозил – в её обширных подвалах было запасено достаточно съестного, а в донжоне имелась большая кистерна с водой. Но что делать дальше? О том, чтобы вступить в сражение с королевским войском, нечего было и думать. Ждать, пока дез Арсис снимет осаду? До зимы это вряд ли случится, да и куда идти по зимним горам со стариками и детьми? Из Монсегюра больше не было выхода. Все понимали это и готовились к смерти.

В замке, не рассчитанном на такое количество обитателей, было тесно. Большой нижний зал был превращён в спальное помещение, не осталось ни одного свободного угла. Занять людей было нечем, вынужденное безделье в каменном мешке оказалось мучительной пыткой. Только дети не чувствовали неудобства – им было всё равно где играть. Постоянная работа была только у поваров и целителей.

Дез Арсиз приказал поставить камнемёты и обстреливать замок, но траектория оказалась слишком крутой – камни не долетали до его стен, а о том, чтобы затащить тяжёлые и громоздкие машины в гору, нечего было и думать. От бессильной злобы католики сожгли всё, что горело, и этим наказали сами себя. Горное лето подходило к концу, ночами холодало, а укрыться солдатам теперь было негде. Блокада замка оказалась дырявой – местные жители знали тайные тропы и по круче поднимались в замок. В поисках этих троп несколько королевских солдат сорвались в пропасть, из которой их тела даже не смогли поднять, после чего всякие попытки найти обходные пути прекратились. Что делать дальше, не знал никто. Тогда-то я и начал писать манускрипт, последние строки которого сейчас и дописываю.

Поздней осенью меня позвал к себе де Кастр. Старик, казалось, доживал последние дни, он ходил, тяжело опираясь на посох и избегая лестниц, что в замке, конечно, сделать было очень трудно.

– Что ты думаешь о судьбе Монсегюра? – спросил он.

– Может быть, королевское войско снимет осаду, и тогда мы попытаемся уйти… – с надеждой сказал я.

– Войско не уйдёт, – жёстко сказал епископ, – на это нечего и надеяться. Если бы не случилось резни в Авиньонете, у нас, возможно, оставался бы шанс. Теперь его нет.

– Ну, может быть, французов прогонит мороз? Вряд ли у них есть тёплая одежда и дрова.

– Дров недостаточно и в крепости. Нас защищают стены, но они слишком холодны. До весны доживут немногие.

Епископ помолчал, а потом, не глядя на меня, спросил:

– Скажи мне, Павел, ты пробовал обращаться к Книге?

– Пробовал, отец мой.

– И… и… Что же?

– Книга не ответила мне. Ни единого раза.

– Значит, и этой надежды у нас не осталось, – вздохнул де Кастр. – Великая Триада не сложилась, Копьё не пожелало явить свою мощь, и надежды нет. Тем не менее, Книга у тебя, и ты в ответе за неё. Она не должна разделить судьбу общины, и тебе следует покинуть замок.