Виктор Алексеев - Соперник Византии

- Спаси, отец родной, невмоготу! Обложили нас чер... -но вовремя осеклась и прикрыла рот, так что Святослав не смог понять, что произнесла.

- Сними платок и говори яснее. И ты тоже сними, - обратился он к молодой. Монашки развязали платки, но снимать не стали, потому что и так лица их открылись. Старшая продолжала:

- Все амбары пограбили, все повытаскивали, теперь монашек забижать стали. Вчера повечеру двух насиловали, это ведь любому богу противно. Охрани нас, князь!

Она вытерла обильные слезы на щеках и носу кончиком черного платка. Ей было уже лет за сорок, но была еще крепка, румяна, с крупными трудовыми руками. Другая поразила Святослава знакомой белизной лица, будто выточенного искусным мастером из мрамора. Это лицо показалось Святославу знакомым, но где он мог его видеть? Он перевел взгляд на старшую монахиню.

- А много в монастыре женщин? - спросил он.

- Сорок человек. Пятнадцать послушниц. Вот она одна из них. Эти разбойники устроили самую настоящую охоту на них. Особенно бесчинствует разноцветный пивень [125] Пивень - петух. , охотится за ней, - она показала на рядом стоявшую монахиню. - Спаси, отец родной, ведь обесчестят монастырь, - она снова заплакала.

Святослав сразу понял, о каком пивене она говорит, это безусловно был Шивон из Белобережья. Своим обликом, пестрой одеждой и балагурством он резко отличался от простых воев, но был храбр, умело бился на саблях, и вообще его отряд лучше всех показал себя при взятии Переяславца. Потому и место в Доростоле заняли удобное - у крепостной стены, напротив рынка, далее метрах в ста за большой кирпичной стеной женский монастырь.

И вдруг Святослав вспомнил. Глядя на молодую монахиню, он увидел Белобережье! Это лицо Афродиты, что лежала у храма Ахиллеса рядом с расколотым божеством. Так вот почему этот петух охотится за ней. Поссориться с Шивоном он не хотел, эти разбойники ему еще пригодятся. Потому он задумчиво сказал:

- Я поставлю охрану, а тебе, - он чуть было не сказал «Афродита», - придется расстаться с монастырем. Иначе этот петух обязательно помнет тебя. Ты согласна?

Афродита гордо вскинула голову, так что черная косынка сползла на плечи, обнажив тонкую лебединую шею, каштановые шелковые по плечи волосы, и с вызовом сказала:

- Если ты царь, то почему не можешь отрубить ему голову, как бунтучему пивеню?

Святослав не ожидал такого ярого, откровенного напора и расхохотался:

- Могу, - потом спокойно сказал он, - но не хочу. Потому что он один из лучших моих воинов. Но также не хочу, чтобы он помял тебя.

Она все больше увлекала его своей горделивой самостоятельностью, властным голосом и искрометным взглядом. Монашка на мгновение подняла черную кофту, оголив мраморный живот, и из-за пояса юбки выхватила нож, точно такой же, какой Святослав рассматривал из подарков греков.

- Вот, - сказала она, - вот что ждет твоего пивеня, если он приблизится ко мне еще раз.

- Тогда зачем ты пришла ко мне? - улыбаясь, спросил князь.

Но тут вступилась старшая монахиня. Она дернула молодую монахиню за локоть и заговорила:

- Князь, прости эту неразумную бабу. Она говорит, что зарежет этого разбойника. И зарежет. Ей не впервой. Но не дай Бог она это сделает. Они ведь сожгут весь монастырь. А с нами не знаю что будет. Настоятельница просила, и я повторяю, мало что может случиться, но если она, - монашенка снова показала на молодую, - если она сделает это, то беда будет, и кто поможет нам?

Старшая опустилась на колени и коснулась лбом пола:

- Государь, смотри на эту гречанку, она и впрямь это сделает. Ведь и в монастырь она попала за убийство какого-то жупана.

Нет, такой красотки, как разъяренная женщина эта с оголенным полумечом в руке, Святослав еще не видел. Это была впечатляющая картина. В войске у него было достаточно женщин, они очень помогали в приготовлении пищи и уходе за ранеными, сами ходили в бой, были ловкими и умелыми воинами. Но подобную, облеченную в монашеское одеяние, с широким ножом в руке, похожую на мстительную греческую богиню, он помнил только по рассказам Асмуда.

- Встань, - приказал он старшей монахине, - и слушайте! Я все могу. Монастырь охраню. А тебя не спасу, потому что ты очень красива, если не останешься здесь.

- Это мое проклятие, - выпалила она.

- Князь, я ее с благодарностью оставлю, - взмолилась старшая монахиня, - с ней одна беда!

- Помолчи, - сказал Святослав. - Как решаешь ты? - обратился он к младшей.

- Господи, спаси и сохрани! - перекрестившись, ответила она. - Но не неволь!

- Зачем? - ответил Святослав, - будешь жить с моей Манфред, рядом в комнате.

Он кликнул, и явился слута.

- Волка ко мне, - приказал князь, - срочно!

Волк явился растрепанный и явно навеселе, но делал вид, что приготовился внимательно выслушать князя.

- С нынешнего дня охранять женский монастырь будешь ты, - сказал князь. Волк хихикнул, но вовремя осекся.

- Поставишь охрану, где тебе укажет эта монахиня, - и он указал на старшую, - это моя воля. Понял?

- Понял, - кивнул Волк.

- А ты, - обратился Святослав к монахине, - пришлешь с ним простую бабью одежду. Не приемлю в моем доме монахиню.

Он поднялся и, даже больше не взглянув на женщин, удалился в свою спальню.

Утро! Какое земное, с ароматами трав и речной прохладой, с пением птиц и воркованьем горлиц. Первые лучи восходящего солнца волнами питают прохладу, и оттого дышится легко и трезвит, покидает сон, и приходят свежие мысли, суля новые надежды и расчеты наудачу. Но как это призрачно, как можно неожиданно разочароваться в этом противоречивом мире.

Святослав какое-то время лежал с открытыми глазами и думал о предстоящих делах, о новой пристани, которую он строил с учетом ее скрытности, но вдруг услышал возбужденные голоса внизу под окном. Быстро поднялся, облился водой из ведра, спустился вниз.

И увидел воя, почти мальчика, с кровяной раной на бедре, которого при виде князя пытались поставить на ноги, повторяя: вот князь, вот князь, а он шатался из стороны в сторону и просто мычал:

- Князя, Святослава!

- Откуда? - спросил князь, глядя на мокрую одежду мальчика.

- Выловили в реке, - отвечали.

- Откуда ты, юнак? - спросил у мальчика Святослав.

- А ты кто? Святослав ли? Больше никому говорить не буду.

- А больше никому ты не говори. Только мне, твоему князю.

Мальчик, шатаясь, смотрел на князя, и слезы потекли из

его крупных голубых глаз:

- Из Киева я. Беда, князь. Печенеги замучили. Там в портках посылка тебе, князь.

Тут же сдернули портки и вытащили сверток в промасленной обертке. Святослав развернул и на тряпке с размазанными буквами прочитал: «Князь! Чужой земли ищешь и блюдешь ее, от своей же отрекся, чуть-чуть нас не взяли печенеги вместе с твоей матерью и детьми; если не придешь, не оборонишь нас, то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей, ни матери старухи, ни детей малых».