Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Тогда ночью на площади города появился плакат, в нём четыреста благородных представителей нации клялись не оставлять в беде Лютера и объявить войну князьям и папистам, как стали называть сторонников папы.

«Я плохо пишу, но могу причинить серьёзный ущерб. Восемь тысяч человек я поставить могу под ружьё».

И странная подпись, символ восстания:

«Башмак».

Карл не обратил на это внимания. Помеченный восьмым мая двадцать первого сейму был прочитан эдикт. Учение Лютера объявлялось собранием старых, давно таившихся ересей. На этом основании эдиктом предписывалось, что по истечении двадцати дней, считая от восьмого числа, во время которых ещё действовала охранная грамота, Лютер должен быть арестован в любом месте любым представителем императорской власти, всем и каждому запрещалось давать ему постой, приют, пищу, питье и лекарства, его сообщники должны были низлагаться, арестовываться и лишаться имущества, а его сочинений никому не дозволялось ни продавать, ни покупать, ни читать, ни держать в доме, ни переписывать, ни печатать, ни дозволять печатать другим. Эдикт предписывал сжечь все двадцать сочинений непокорного проповедника. Фридрих Мудрый и тут остался верен себе. Выходя из дворца в окружении слуг, бросил как бы в неопределённом раздумье:

— Бедолаге надо бы чем-то помочь, только чем?

Офицер его личной охраны поспешил подсказать:

— Можно куда-нибудь спрятать, только куда?

Глаза Фридриха заблестели, но он буркнул строго:

— Это меня не касается.

И в самом деле, Лютер поспешил выехать из Вормса в своей тележонке. Его спутником был монах-августинец. Два дня они были в пути. На третий их догнал отряд всадников в масках. Августинец, уподобившись зайцу, прыснул в кусты. Лютер остался недвижимым, как щитом ограждая грудь свою Библией. Его схватили грубые руки и поволокли за собой. Только проскакав несколько миль, всадники открыли лица, принесли ему извинения, сказав, что это дело должно держаться в тайне, дали коня и привезли в замок Фридриха, скрытый в горах. Комендант приветствовал его как почётного гостя. Его поселили в удобном покое под именем рыцаря Георга. Стало известно много позднее, что Господь наслал на Лютера ещё более тяжкие испытания, чем до сих пор. Это было испытание праздностью. Воображение разыгралось, всюду мерещился дьявол. Однажды запустил чернильницей в его голову, чтобы избавиться от него, и позднее чернильное пятно на стене в замке Вартбург показывали как реликвию почитателям Лютера. Позднее же признался:

— Опасны не плотские искушения, а те, которые касаются вечности, да предохранит нас от них Господь!

Скоро понял, что праздность губительна, и принялся переводить Библию на немецкий язык.

Тем временем исчезновение Лютера переполошило Германию. Подозревали Фридриха Мудрого и обратились к нему, но Фридрих с чистой совестью объявил, что ему ничего неизвестно. Только позволил себе намекнуть, что монаха и в самом деле следовало бы куда-нибудь спрятать на несколько лет, а там, глядишь, Карл подрастёт и станет умнее. Рождались самые странные слухи. Передавали, что Лютер захвачен папистами и тайно распят. Другие уверяли, будто мёртвое тело еретика обнаружено на брошенном руднике с колотой раной в груди. Горожане Вормса были возмущены и угрожали смертью представителю папы на сейме. Карл не обращал на беспорядки никакого внимания и тем губил дело веры. После того как он получил ландскнехтов и деньги, Германия его больше не занимала, он был убеждён, что ему надлежит овладеть всей Италией, чтобы в самом деле быть императором.

Но прежде предстояло покончить с угрозой на западе. Принц де ла Марк послал ему вызов на бой. Карл двинулся против него. Франсуа, опасаясь возвышения принца, не прислал ему помощи. Принц был наголову разбит. Франсуа и Карл стояли друг против друга, но ещё колебались.

Генрих попал в трудное положение. Кого ему поддержать? Он не оставил мысли о французской короне. Стало быть, с Франсуа они были соперники. Французскую корону можно было получить только с помощью Карла, однако этот счастливчик, ни за что ни про что получивший империю, где, как хвастался Карл, солнце никогда не заходит, нравился ему всё меньше и меньше. Выход был найден. Предложил быть посредником между Карлом и Франсуа. Совещания происходили в Кале. Уговаривал обе стороны решить все разногласия миром, однако не очень старался, предпочитая, чтобы они обессиливали друг друга, воюя между собой.

С того времени начались его тайные переговоры с коннетаблем Бурбоном. Коннетабль считал себя выдающимся полководцем, тогда как был только храбрым солдатом, мало что понимая в военном искусстве. У него был слабый характер. В соответствии с ним был честолюбив, завистлив и горд. Главное, коннетабль был очень беден. Ради богатства женился на дочери Петра и Анны Боже, единственной наследнице громадных владений целой династии, что сделало его почти независимым от короля Франсуа. К тому же Бурбон обладал правом на бургундский престол. Это право не давало коннетаблю покоя. Он мечтал возродить под своей властью королевство Бургундию, чтобы возвыситься и сохранить свои земли во Франции. Земли всё-таки принадлежали жене на правах лена. Они могли остаться за коннетаблем только в том случае, если у него будет сын, иначе все земли отойдут французскому королю. Бурбон старался изо всех сил. Сюзанн родила сына, но мальчик вскоре умер. Здоровье Сюзан было слабым. Она тоже могла умереть. Тогда бурбонские владения могли перейти к Луизе Савойской, которую не мог не поддержать Франсуа. В этом случае коннетабль возвратился бы в своё прежнее состояние безвестного дворянина. Эта мысль мучила и угнетала, одна надежда оставалась на корону Бургундии. Её поддерживали все его приближённые. На смертном одре тёща внушала ему:

— Не теряйте из виду, что наша династия была союзницей бургундской династии и всегда находилась в цветущем положении, пока продолжался этот союз.

Бурбон это помнил и был готов к измене.

Генрих умело подсказывал коннетаблю, что только в союзе с Англией он может достигнуть желаемой цели. Тогда они поделят Францию на две части. Он возвратит Англии корону Плантагенетов, а коннетабль получит Бургундию и присоединит к ней земли Бурбонов. Идея союза для обоих была соблазнительна, и в Кале Генрих вёл переговоры уклончиво, лишь бы тянуть время и ждать, на чью сторону склонится военное счастье. Первое время оно было на стороне Франсуа. Разгромив де ла Марка, Карл приблизился к границам Шампани. Герцог Алансон был вынужден выступить против него. Карл был этому рад. Ему дали повод обвинять Франсуа в том, что тот первый начал войну. Карл был заносчив и мечтал овладеть всей Европой; громко заявил в том кругу, который разносит каждое слово по свету: