Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Это было предупреждение. Карлу Генрих не доверял никогда, коннетабль оказался ничтожеством, о короне Плантагенетов надлежало забыть, остановить отплытие кораблей и распустить солдат по домам. Однако мечта была слишком сильна. Слабая надежда всё ещё тлела в душе, которая, что ни говори, была душой рыцаря. К тому же обстоятельства представлялись благоприятными. Измена Бурбона потрясла Франсуа, тот был испуган. Ему представлялось, что в самом деле в заговор вовлечено всё дворянство. Он предпринял расследование, не приведшее ни к чему, и осыпал упрёками парижский парламент, ведший следствие с преступной медлительностью. Так Франсуа потерял драгоценное время. Войска Карла стояли в Милане. Испанцы одолели перевалы горной Наварры и угрожали Лиону. Двенадцать тысяч немецких наёмников ждали только коннетабля, которого Карл без промедления принял на службу, чтобы ворваться в Бургундию.

Победа всё ещё представлялась возможной и близкой. Генрих отдал приказ. Его корабли пристали к французскому берегу, солдаты высадились в Пикардии. Королевская армия была далеко. Англичанам сопротивлялись немногочисленные отряды местных дворян, но не имели успеха. Английские солдаты проникли в долину Уазы и шли почти беспрепятственно по французской земле, неся в ранцах корону Плантагенетов своему королю, который им за это платил. До Парижа оставалось, как говорили, одиннадцать миль. В ясную погоду уже были видны его башни с окрестных холмов. Победа и в самом деле казалась близка. Но Генриха преследовал рок. Самым неожиданным образом провалился и третий поход за короной Плантагенетов. Англичане оказались бесстыдно корыстны и лишены возвышенных, тем более рыцарских чувств. Им, видимо, было плевать на корону Плантагенетов, на величие их короля, а вместе с ним на величие Англии.

В завоевании Франции они не видели выгоды для себя, зато видели, как военный налог истощает их кошельки. Он требовал от них жертв, но они не хотели пожертвовать даже пенсом. Кое-где начинались волнения, их государь опасался, помня рассказы старых людей о смутном времени, когда Ланкастеры и Йорки резались между собой. Во многих местах переставали вносить проклятый налог. Казна истощалась. Наёмным солдатам нечем было платить, а без жалованья солдаты отказывались идти на Париж. Париж оставался недосягаем, хоть и был на виду. Корона Плантагенетов вновь уплывала из рук.

Тем временем изворотливый Франсуа отбился и от испанцев, и от немцев коннетабля. Потери французов были значительны, но они готовы были повернуть против своих заклятых врагов англичан и сражаться как львы, точно возвращались героические времена Столетней войны.

Что ему оставалось? Отдал приказ отступить. Солдаты возвратились на корабли, высадились три дня спустя на английской земле и разошлись по домам.

Зажил в Гринвиче, будто ничего не случилось, выезжал на охоту, перечитывал любимые мемуары Филиппа Коммина, тогда как на душе кошки скребли. Надлежало расстаться с мечтой о короне Плантагенетов, но это было целью его жизни, и расстаться с ней было нельзя. На дне души всё ещё тлела надежда, неопределённая, смутная, но всё-таки тлела, то вспыхивая вновь, то почти совсем угасая. С этой последней надеждой пристально следил за ходом войны, в которой уже не участвовал, но которая всё ещё могла ему что-то дать, хотя что именно, уже не мог бы сказать.

Вероятно, Франсуа тоже устал и пал духом. Французского короля манила Италия, как его самого манила корона Плантагенетов. Отказаться от похода в Ломбардию было нельзя. Солдаты, собранные им под знамёна, рассчитывали разграбить богатые торговые города и Милан. Как можно было им отказать? Франсуа не отказывал, но не нашёл в себе сил возглавить поход и назначил главнокомандующим своего адмирала. Гарнизон Милана был незначителен. Солдат Карла французы застали врасплох. Милан должен был пасть, как переспелая груша. Милан бы и пал, если бы французами командовал не адмирал.

Адмирал Бонниве, в отличие от своего короля, был медлителен и малодушен. Вместо стремительного нападения и приступа решил взять город в осаду, невзирая на то, что для этого у него было слишком мало солдат. Осада оказалась неполной. Бурбон и Пескара успели подвести подкрепления. Адмирал сам оказался в осаде и вместо нападения предпочёл оборону. Солдаты императора напали на него ночью, потеснили и угрожали полностью его окружить. Адмирал предпочёл отступить и отвёл свои войска к границе Пьемонта, рассчитывая найти здесь отдых и подкрепления, однако нашёл лихорадку и голод. Армию пришлось отводить. Её по пятам преследовали Пескара и коннетабль. В стычке Бонниве был ранен в руку выстрелом из мушкета. Рана была незначительной, но адмирал нашёл в ней хороший предлог и передал командование Баярду, полководцу более решительному и более способному. Перемена командования французов уже не спасла. Как на грех, в новой стычке Баярд получил смертельную рану. Говорили, что коннетабль склонился над ним и выразил ему сожаление и что Баярд презрительно отвернулся и умер в суровом молчании, как подобает благородному рыцарю.

Кончина Баярда потрясла. Он считал себя храбрым воином, отлично владел мечом и копьём, без промаха стрелял из лука и аркебузы, много раз выигрывал поединки в турнирах. Его тянуло в походы, участвовал в войнах. И что же? Мог пасть, без славы, без пользы для угасшей династии, от случайной пули ландскнехта! Ради чего? Сомнения росли что ни день. Донесения становились мрачней и мрачней. Остатки недобитых французов растянулись, одолевая альпийские перевалы, и растаяли там, как снежный ком. Перед Карлом лежала беззащитная Франция. Император отдал приказ Бурбону, и ландскнехты вторглись в Прованс, нигде не встречая сопротивления.

Франция могла быть повержена, если бы коннетабль не совершил очередную ошибку. Перед ним открывался путь на Париж. Бурбон тем не менее медлил и зачем-то затеял переговоры с английским представителем, на всякий случай ещё не отозванным. Бурбон навязывал английскому королю новый союз, обещал ему власть над всей Францией, если согласится на повторение чего-то вроде Столетней войны, и доходил до того, что давал ему титул «нашего общего государя», и клялся, что вступил в пределы Франции единственно с целью короновать Генриха Английского французской короной.

Соблазн был слишком велик. Он всё ещё колебался. По счастью, завидные предложения шли слишком долго из Прованса до Гринвича. Ожидая ответа и новой высадки английской армии на северо-западе, в которой был абсолютно уверен, коннетабль решил взять беззащитный Марсель, где не было французских солдат. К изумлению Бурбона, на защиту встали беззащитные горожане. Они сожгли городские предместья и спешно исправили обветшавшие укрепления. Коннетабль навёл пушки и вскоре пробил ядрами брешь. Ему следовало тотчас командовать приступ, но он, по обыкновению, его отложил. Этого было достаточно. Простолюдинки Марселя трудились несколько дней и ночей, сменяя друг друга, и закрыли её Дамским валом, как они его называли. Королевский флот доставлял им порох и продовольствие. Вновь набранная армия собиралась в окрестностях Авиньона. Коннетабль мог быть раздавлен. Пришедший на помощь Пескара уговорил его снять бессмысленную осаду и отступить. Бурбон согласился, казалось, с большим удовольствием и стал отводить своих ландскнехтов в Италию. Королевская армия преследовала его по пятам. Французские крестьяне опустошённой ими провинции тут и там неожиданно нападали на отступавшего неприятеля. Ландскнехты в панике разбегались. От армии коннетабля не осталось следа.