Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Италия праздновала поражение как собственную победу. Римляне останавливались на площадях и на улицах и с громким смехом сообщали друг другу:

— А в горах вблизи Генуи пропала целая армия!

Когда армия Франсуа втянулась в Ломбардию, её встречали как освободительницу от испанского гнёта. Милан открыл городские ворота. Остатки императорских войск запёрлись в нескольких крепостях и с ужасом ждали неминуемого конца. Решительный Франсуа окружил Павию и начал осаду. Это была сильная крепость, и осада продолжалась несколько месяцев. Понимая свою обречённость, осаждённые сражались с неслыханным мужеством. Они голодали, но не складывали оружия, а Франсуа топтался на месте и беспечно пировал в своём лагере, ожидая, что плод созреет и сам упадёт к его победоносным ногам.

Плод созрел, но не упал. У Карла, которому принадлежало две трети Европы, было достаточно денег, а стало быть, много солдат. Новая армия была набрана. Коннетабль и Пескара привели её к Павии. Положение Франсуа неожиданно стало опасным. Теперь испанцы могли его раздавить, зажав с двух сторон, как сам намеревался раздавить их под Марселем. Он перенёс свою ставку в старинный замок, где можно было продержаться несколько месяцев. Его престарелые полководцы уговаривали своего слишком пылкого короля терпеливо ждать за крепкими стенами, пока у неприятеля кончится хлеб и враг будет вынужден сам отступить. Его молодые соратники, воспламенённые духом рыцарства, как и он, призывали своего короля выступить из укреплённого замка с развёрнутыми знамёнами и сойтись с неприятелем грудь в грудь.

Казалось, противник сам обрекал себя на голодное истощение. Коннетабль и Пескара совершили ошибку, которая вела их прямым путём к поражению. Им следовало сговориться с офицерами Павии, совместными силами окружить замок и взять его либо приступом, либо измором. Вместо этого повели свою колонну мимо замка, чтобы затвориться со своими солдатами в Павии и тем усилить её гарнизон. Чем они собирались кормить их, осталось неизвестно. Колонна двигалась через парк. Со стен замка заговорили французские пушки, но за деревьями причиняли неприятелю мало вреда.

Тогда, со своей стороны, совершил ошибку французский король. Дух рыцарства не позволял ему отсиживаться за прочными стенами на виду неприятеля. Он пустил против ландскнехтов свою кавалерию и лично возглавил её, не подумав о том, что кавалерии для успеха необходимо чистое поле и сильный разбег.

Испанская пехота тотчас перешла в наступление. Часть всадников была окружена и сбита с коней. Другая, во главе с герцогом Алансоном, бежала.

Франсуа мужественно сражался в первых рядах. Подле него пали смертью храбрых престарелые полководцы. Он два раза раненный, вынужден был отдать свою шпагу.

Ошибка оказалась роковой. Два часа изменили весь ход войны. Французская армия разбежалась. Король был в плену. Победители позволили ему написать своей матери. Он назначал Луизу Савойскую регентшей и признался:

«Всё погибло. У меня остались только честь и жизнь».

Франция погрузилась в печаль. Беглецов окружило презрение. Герцог Алансон не вынес позора и умер внезапно, наконец догадавшись, что честь воина в том, чтобы пасть на поле сражения. Франсуа стал пленником Карла. Год его держали в Италии, потом заточили в одной из башен мадридского замка. Он жил в большой сырой мрачной комнате. В ней было только одно окно, забранное толстой решёткой.

Когда дошла весть о победе при Павии, Генрих повелел устроить в Лондоне празднества. Богатые финансисты и торговые люди, не желавшие давать денег своему королю на войну, с большой щедростью украсили город и выкатили на площади бочки крепкого эля. Народ пил и плясал, не помышляя о горькой судьбе французского короля. Зато она долго занимала все мысли Генриха. Монарх считал себя храбрым воином, под стать Франсуа, отлично владел копьём и мечом, стрелял без промаха из аркебузы и лука, и мысли не мог допустить, что отсиживался бы за крепкими стенами ввиду неприятеля, тоже атаковал и бился бы в первых рядах. И его судьба могла быть такой же, если не хуже: плен или шальная пуля ландскнехта. Печальный итог. Какой же тогда в этом смысл?

Тяжёлые размышления были прерваны французским посольством. Луиза Савойская, регентша, предлагала ему мир и союз. Она была женщина, и умная женщина. Ей прежде пылкого сына стало понятно, что войны в Италии могут длиться целую вечность и всё-таки не принесут Франции новых владений, а только окончательно её разорят.

Генрих тоже начинал понимать, что никакие войны во Франции не вернут ему ни короны, ни владений Плантагенетов, но разорят Англию не меньше, чем Францию разоряют войны в Италии. Он был английский король — все его помыслы должны обратиться на Англию. Её судьба отдана ему в руки Господом и отцом, от судьбы страны зависят он сам и династия. Настала пора, необходимо остановиться.

Луиза Савойская ему помогла: за мир и союз предложила громадные деньги. Правда, первое время он колебался. Победа при Павии была слишком громкой. Ожидал, какие предложения сделает Карл, и отослал французских послов. Карл уже мнил себя властелином Европы и не предлагал, не просил, а потребовал, чтобы английская армия снова вторглась во Францию. Этот тон оскорбил, но разрыва с Карлом опасался, ибо могущество Карла было для него очевидно. Запросил у Карла субсидий, без них не мог обойтись для вербовки солдат. Карл ему отказал.

Тогда Генрих обратился к Луизе Савойской, та направила в Лондон новых послов. Франция обязывалась выплатить ему два миллиона флоринов, по сто тысяч в год. За аккуратность выплат поручились провинциальные штаты и крупные города. Согласился, но не одни деньги соблазняли его. Деньги, конечно, были очень и очень нужны. Но не меньше тешила мысль, что союзом с Францией он отнимал у Карла победу, поскольку Карл теперь был не властен над Францией.

Воспоминания становились всё ярче и красочней, завораживая, зачаровывая. Томас Мор следил за ними всё пристальней, поражаясь, как легко они выступают из тьмы, точно стремятся что-то ему объяснить. Прежняя жизнь проходила перед мысленным взором непривычной и странной, как будто чужая, как бывает у человека, который мало думает о себе, пока жив. Почти забыл, что наутро ожидало его, и всё то, что было вокруг. Одни старые тени проплывали перед глазами, и по-новому звучали слова, сказанные кем-то, когда-то, словно говорились впервые.

То были годы разорений и войн. После битвы при Павии французский король попал в плен. В плену заболел от одиночества и унижения, и его болезнь уже представлялась смертельной. Обеспокоенный Карл посетил пленника и выслушал жалобы на отсутствие свежего воздуха и хоть сколько-нибудь близких людей. К нему была допущена Маргарита Валуа. Она начала переговоры о мире. Условия были тяжёлыми. Карл требовал, чтобы Франсуа отдал Бургундию. Франсуа был возмущён и отправил во Францию формальное отречение от престола. Французы были растроганы самоотвержением своего короля, но ничем ему помочь не могли. Договор был подписан. Карл получал Бургундию и давал свободу французскому королю. Франсуа возвратился во Францию и нашёл союз с Англией и готовую армию, что набрала его мать. Воспрял духом и выздоровел, в качестве заложников должен был послать в Мадрид своих сыновей и отказался это сделать, должен был передать Карлу Бургундию, но прежде собрал нотаблей и пригласил выслушать их представителя Карла. У нотаблей был выбор: присоединиться к чуждой Испании или остаться в составе родственной Франции. Они постановили, что не могут подчиниться мадридскому договору, тем более что он был подписан в тюрьме. Карл остался ни с чем.