Николай Кочин - Князь Святослав

- Сам ты попал на трон подло, а других упрекаешь.

Цимисхий пхнул его ногой, а остальные принялись бить рукоятками мечей во что попало, так что Никифор выплюнул с кровью все свои зубы. Потом Цимисхий спрыгнул с трона и ударом меча рассёк ему голову. Тогда, чтобы угодить новому владыке, все стали тыкать мечами в бездыханное тело бывшего самодержца земли ромейской. И хотя в этом уже не было надобности, Валант, чтобы его отметил новый василевс, широко размахнувшись, ударил Никифора в спину боевым ножом-акуфием. Длинное, подобное носу цапли острие пронзило тело насквозь, до самой груди. Долго и грубо они кощунствовали над мёртвым телом некогда всесильного василевса, за которого ещё накануне воссылали мольбы к Вседержителю ждали от него больших наград, чинов и милостей.

Было утро декабря. Не сходя с трона, Иоанн Цимисхий стал размышлять, что же делать дальше. В это время ему доложили, что телохранители Никифора и часть его гвардии ломают ворота палат, чтобы пробраться в покои царя. Цимисхий отрубил голову Никифору и велел на копье показать её гвардейцам.

Так и сделали. Гвардейцы в ужасе разбежались. Потом спохватились, собрались и первые провозгласили Иоанна Цимисхия василевсом. Это было для них привычным делом.

Обезглавленное тело Никифора и отдельно голова валялись на снегу целый день. К вечеру Цимисхий приказал предать тело погребению. На скорую руку сделали ящик, подобрали тело и голову, и уложили их в этот ящик. Внесли в храм, переложили Никифора в гроб Константина Великого, прозванного «святым». На гробнице Никифора Фоки художник начертал слова:

ОН ВСЕХ ПОБЕДИЛ, КРОМЕ ЖЕНЩИНЫ.

Теперь придворные всех званий и рангов рвались засвидетельствовать новому василевсу свою полнейшую верноподданность. Но он не принял даже не только их, но и саму царицу, отговорившись, что он очень занят расследованием печальных причин внезапной смерти василевса Никифора. А совещался он теперь только с одним паракимоненом Василием, который, как только узнал, что Никифор обезглавлен, сразу объявился выздоровевшим, явился к Цимисхию, поздравил с восшествием на престол и спросил, оставаться ли ему теперь на своём посту, или удалиться в своё поместье.

Цимисхий знал, что кому бы ни служил паракимонен Василий, он всегда служил верно, толково, усердно, предвидел падение своего василевса раньше всех и раньше всех норовил в самые опасные моменты перемен уйти в тень и прежде всех переметнуться на сторону нового василевса. Цимисхий другого поведения и не ожидал от умного сановника и заверил паракимонена, что державе он полезен и останется на своём посту.

О чём советовались они в это время, осталось тайной. Зато твёрдо известно, что на другой день в субботу, гвардия василевса Никифора, вдруг ставшая личной охраной Цимисхия, ходила по городу и провозглашала восшествие на трон нового мудрейшего и храбрейшего во вселенной василевса Иоанна Цимисхия.

И толпы народа отвечали им дружно:

- Да царствует отважный и непобедимый самодержец Иоанн Цимисхий!

- Слава василевсу Иоанну, опоясанному силой и могуществом, который возродит империю Востока.

- Пусть будет волею бога и его святых всегда здрав великий и богоданный василевс! - кричала неистовая толпа.

За гвардейцами шёл паракимонен Василий со своей свитой и призывал от имени нового царя называть сообщников, проникших в Священные палаты и лишивших жизни угодного богу василевса-мученика. Охотников назвать имена злоумышленников оказалось немало, так что протоколисты Василия целыми днями корпели над составлением крамольных списков, а схваченные все как один под пытками признавались в своих намеренных злодействах.

Атмосфера была так накалена, что народ, возбуждённый противоречивыми слухами о смерти Никифора, целыми днями толпился у ворот Священных палат, кричал и требовал у Цимисхия ещё больших арестов, выкрикивая имена преступников. Толпа требовала дальнейших жертв отмщения за неожиданную смерть Никифора. И Цимисхий должен был выходить, уверять негодующих, что решительно все убийцы будут пойманы и наказаны. Списки все росли, новый василевс приказал, наконец, объявить народу, что в знак своей милости, он прекращает дальнейшие розыски злодеев и их разоблачения.

Затем Цимисхий принял сановников и патриарха. Патриарх каждый день приходил в Священные палаты, чтобы получить аудиенцию у нового царя. И вот его, наконец, приняли.

Полиевкт стоял за дверью в рясе, открытой на груди и вышитой крестиками на подоле. Испуг окаменел в его глазах. Цимисхий увидел его руки в широких рукавах рясы с вздрагивающими пальцами.

- Бог-вседержитель вручил тебе державу, чтобы ты сделал её образцом для всех благоденствующих держав, - начал Полиевкт замирающим голосом.

Цимисхий знал этого умного и образованного старика, который был свидетелем многих кровавых событий в государстве и всегда находил слова, чтобы утешить и расположить к себе нового властелина. Но слова «бог», «добро», «братолюбие», «добродетель», «правда» не остались для него только украшением мёртвой риторики. Цимисхий ценил учёность речистого патриарха, потому что сам любил красноречие и образованность. Но он был вполне убеждён, что патриарх видит его насквозь и ненавидит, в свою очередь и новый царь читал душу патриарха, как раскрытую книгу и тоже ненавидел. Никому не прощал Полиевкт в своём сердце ни прелюбодеяния, ни убийства, ни даже греха, и при случае мстил. Вот это-то новому царю и было страшно. Долго мучился царь: сейчас ли расправиться с патриархом или подождать. Паракимонен советовал подождать.

Патриарх категорично решил, что если выйдет отсюда живым, тут же предаст анафеме цареубийцу, хотя бы это стоило жизни. И в этой раскалённой обиде гнева на преступление царю несдобровать…

- Самый добрейший из всех добрых, - продолжал патриарх, - всё ещё не вполне убеждённый, что его не повесят, - любитель книг и наук, вознесённый между царями, подобный богу по виду, героем по силе, мудрым как Соломон, непогрешимый среди смертных…

Полиевкт запнулся и остановился, губы его дрожали.

Цимисхий невольно усмехнулся. Он вспомнил, что точно так же, теми же самыми словами, буква в букву, святейший патриарх приветствовал и Никифора, когда тот захватил царский дворец у наследников василевса Романа.

Патриарх вскинул на василевса умоляющий взгляд. Он всё боялся, что это последние минуты, когда он возглавляет православную церковь.

Он собрался с силами и продолжал:

- Кто уподобится тебе, - продолжал надсадно патриарх, в его слезящихся глазах всё ещё читал Цимисхий закоренелое малодушие. - Кто уподобится тебе в твоём милосердии и добротолюбии?! Никто, во всем белом свете. Находясь на столь беспредельной высоте, ты ещё обращаешь взоры на нас, ничтожнейших, жалких и недостойных людишек…