Николай Кочин - Князь Святослав

С перепугу патриарх явно пересолил. Это было неприятно новому василевсу, основательно штудировавшему античных классиков, поклоннику Аристофана и Лукиана.

Он сделал усилие и очень ласково прервал патриарха:

- Благослови, владыка, на мирное царствование.

Полиевкт облегчённо вздохнул, приосанился. Широким крестом он благословил василевса неторопливо, истово, усердно. (Всё обошлось, слава богу, по чину!).

Цимисхий сказал смиренно, опустив глаза в землю:

- Помяни, владыка, в своих молитвах и богоугодного Никифора, павшего от руки закоренелых злодеев. Правосудие покарало их. Я принял меры…

- Ия уже предал их анафеме. Пусть впредь это несчастье не тревожит твою совесть, наше солнце мира, божественный василевс, священный август, автократор вселенной…

В кругу элиты Цимисхий всегда произносил этот титул василевса с насмешкой, но сейчас он ему очень нравился. Иоанн от удовольствия даже закрыл глаза, чтобы вдоволь насладиться непривычным переживанием. Потом спросил доверительно:

- А уж как поступить, владыка, с августейшей Никифора супругой, которая не очень-то, как говорит молва, ему благоволила… Это уж как угодно вашему преосвященству…

Цимисхий был уверен, что только такой ценой он заслужит прощение патриарха.

- После такого несчастья, постигшего августейшую супругу, - сказал, вздыхая, патриарх, - богоугоднее было бы для неё предаться самоуспокоению в одном из вверенных мне монастырей. Пусть выплачет горе…

- И я так же думаю, - сказал василевс. - Горе у ней неутешное, владыка.

Цимисхий не прометился. Он точно угадал намерение патриарха.

Полиевкт между тем спросил, когда Цимисхий намерен короноваться и в каком храме клиру готовиться к этому великому торжеству.

- Богоугоднее в храме Премудрости божией…

Какая деликатность! Патриарх чутьём угадал, что Цимисхию приятнее короноваться не там, где короновался Никифор.

- И я так же думаю, - ещё задушевнее ответил патриарх.

Вырвавшись из лап Цимисхия, патриарх тотчас же после аудиенции созвал своих митрополитов и получил от них согласие на анафему василевсу. Тайный этот сговор происходил в одной из обителей, где иногда проводил досуг владыка. Подходило время коронации василевса, а патриарх в столице не появлялся. Цимисхий находился в страшной тревоге, когда к нему пришёл паракимонен Василий.

- Владыка, - сказал он. - Нас постигла беда.

Может быть первый раз в жизни этот железный и проницательный человек усомнился в своей силе ума. Василевс дрогнул. Даже в самых трудных обстоятельствах паракимонен не произносил такого слова - «беда!»

Василий рассказал обо всем, о чём донесли ему соглядатаи, а также несколько митрополитов, усомнившихся в рискованной затее патриарха.

- Что же делать? - спросил Цимисхий.

- Идти к нему на поклон…

- Это невозможно! Чтобы я…

- Но это единственное и самое верное средство. Лучше сто раз унизиться, чем лишиться короны вместе с головою.

- Ты думаешь, что до этого может дойти?

- Ещё когда Полиевкт стоял здесь перед тобою на коленях, он уже решил про себя, как ему поступить. Один раз он простил цареубийцу, а второй раз не простит. Твоё величество недостаточно постигло всю глубину коварства духовных пастырей…

При слове «цареубийцу» Цимисхий закрыл лицо и вздрогнул. Если паракимонен не пощадил царя и слово это произнёс, стало быть - дело не только плохо, катастрофично.

- Если один раз он простил… - повторил Василий. - Второй раз он не простит… А какое время сейчас: брось искру, столица вся превратится в пламень… Торопись, владыка… Час промедления может стоить жизни…

Цимисхий в изнеможении осел в кресло. Потом он произнёс со страданием в голосе:

- Я знаю - эти гнусные святоши-монахи меня унизят: наложат эпитимию…

- Только бы это…

- Ещё будет ломаться, не сразу примет…

- Идти на все… На все унижения… Никто не узнает… И всё будет отмщено… И всё поглотит Лета.

- Иду! Унижение стоит престола, - твёрдо сказал царь.

Он встрепенулся. Это был - полководец перед сражением. Лицо спокойно, ни капли суетливости, весь - решимость…

Он позвал слуг, оделся патрикием, закрыл лицо.

- С богом, - сказал Василий. - Кто сумеет себя ограничить, победить, сумеет это сделать и с другими. Иди, с готовностью делать все, что прикажет патриарх… Соглашаться со всем, что изречёт.

Через несколько часов василевс возвратился. На нём не было лица: измождённый вид, блуждающий взгляд. Это был по виду страдалец, истязаемый судьбой…

- Он наложил на меня эпитимию, - сказал Цимисхий Василию слабым голосом, - точно на блудливого мирянина… Каждую ночь в течение месяца я должен отвесить перед иконой тысячу поклонов.

- Выносливость - первое условие полководца, - весело ответил паракимонен.

- Да… Ещё он заставил меня исповедаться при этом… И сознаться… во всех грехах… и в этом… О, ужас… Какие пережил я минуты унижения… Ненавижу самого себя, мой друг.

- Это они любят, когда у них каются… признают грехи… Если бы не было грехов и раскаяния, и монахи и церковь были не у дел, не нужны, - сказал паракимонен рассудительно.

- Всё состояние велел раздать нищим… Всё до последней номисмы…

- Богатство - пустяки. Его ценит только тот, кому оно недоступно.

- И взял слово с меня, чтобы я женился на этой старой облезлой корове…

- Эта корова стоит короны, - сострил Василий.

- О! - застонал Цимисхий. - Я не в силах забыть этого позора… какого мне не причинял никто… Единственно, о чём я думаю, найду ли в себе ума, чтобы изобрести этому заплесневевшему монаху самую ужасную месть…

- Владыка, - Василий склонился и поцеловал край его одежды и прошептал, - об этом есть кому позаботиться…

- Ах, паракимонен, если бы были при дворе все такие слуги, как ты! Как чудно сказал Менандр: «Выносливость осла познаётся на крутой дороге, верность друга - при невзгодах».

Василий приложился устами к колену василевса.

И вскоре Полиевкт возложил на голову Цимисхия царский венец во храме Премудрости Божией. Как было условлено, громогласно перед самым коронованием патриарх потребовал от Цимисхия удаления Феофано из столицы в монастырь и обнародования имени убийцы Никифора.

Царь публично назвал убийцей Никифора своего друга Валанта и его сообщников, которые уже казнены. Цимисхий даже не простился с Феофано, даже не захотел увидеться. И она в тот же день была отправлена в монастырь - «утешаться».

Цимисхий искоренял всякие беспорядки: воровство, разбой, грабежи, возникающие в моменты государственных перемен. Он велел всех преступников вешать по дорогам и площадям. Несколько дней их трупы качались на ветру. Он удалил с должностей и постов всех ставленников Никифора, одних заточил, других умертвил, третьих отослал в глухие провинции без права появляться в столице. Все высокие посты он отдал родственникам своим и тем, кого считал безупречно преданными друзьями. Особенно тем, кто поддержал его в дворцовом перевороте.