Алексей Салмин - Буря на Волге

— Ну, как, ваше благородие, клюет немножко?

— Сегодня плохо, Чекмарев. Видимо, чего-то чует... — отвечал пристав, глядя на небо и стараясь отыскать там причину плохого клева. Но в небе чисто, одна светло-голубая пустота. И тем более она раздражает пристава. Он снова переводит свой взгляд на поплавок, а потом на урядника и спрашивает:

— Ну, как, господин урядник, скучно без должности?

— Так точно, ваше благородие, скучно!

— И что ж ты теперь думаешь делать? Поступать ведь куда-то надо?

— Я уже совался в милицию, да не больно-то берут. Нам, говорят, с прошлым не нужно, — печально отвечает Лукич.

— Да, брат, дрянь дела-то, хоть в пастухи иди.

— Тоже вряд ли доверят, — усомнился урядник. — Разве что в подпаски...

Так рассуждали они, сидя на камушках, свесив босые ноги в воду, и от безделья ловили на мух уклейку.

— А ведь вот так десятка три натаскать, ничего что мелюзга, а все же уха будет приличная, — сказал пристав, старательно насаживая на крючок муху и шевеля опущенными по-мужицки усами.

— Ваше благородие! — вдруг во всю глотку заорал Лукич. — Глядите-ка, глядите! Стреляют!

— Где, где? — выпуча глаза, озирался пристав.

— Вон за островком-то. Видали? Опять вода вверх взметнулась.

— Слава тебе, господи, — перекрестился пристав. — Это ж белые подходят, а ты тужил. Вот нам и работа. Давай бежим, надо подготовиться.

Они торопливо начали свертывать лески.

С приходом белых их верные слуги — пристав и урядник — ожили и снова горячо принялись за работу.

Только штабной пароход белых успел причалить к пристани, как они явились на палубу и предложили свои услуги.

— А! Здравствуйте, дорогой мой друг, Иван Яковлевич! — воскликнул полковник Степанов, пожимая крепко руку Плодущеву. — Ну, как, дружище, дышим? Красные тебя еще не поймали, не расстреляли?

— Как видите, господин полковник, бог миловал, нахожусь в полном здравии и без вакансии.

Подхватив под руку Плодущева, Степанов вместе с ним направился в штабную каюту.

— Присаживайся, закуривай, — пододвинув серебряный портсигар, сказал полковник. — Ну-с, как изволили поживать?

— Лучше спросите, господин полковник, что имеем проживать, — не без иронии сказал Плодущев.

— По старой дружбе, не желаете ли поступить к нам на службу?

— По-моему, и спрашивать не нужно, насчет этого и пришли.

— Вот и отлично. Я надеюсь на ваш опыт. Вы будете нам очень полезными помощниками. Вы с урядником здесь люди свои, всех отлично изучили, вот это-то для вас и ценно.

— Будем стараться, господин полковник, - радостно ответил пристав.

— Вот чего, Иван Яковлевич, для пользы дела, приходите вечерком попозднее, все оформим, потолкуем, будете по-старому жить дома, а службу сами знаете, какую должны нести... Дайте указания и вашему уряднику. Итак, с сегодняшнего дня вы оба находитесь на службе. Вечером получите обмундирование и оружие. А теперь — с богом. Вечером жду.

— Благодарю вас, господин полковник, — откозыряв, вышел Плодущев.

Встречая на мостках пристава, Лукич спросил:

— Ну, как, ваше благородие?

— Все в порядке. Мы уже на службе. С тебя приходится магарыч.

— Да уж как-нибудь обмоем нашу новую службу, — улыбаясь во всю физиономию, ответил урядник.

Поздним вечером пристав с урядником сидели на штабном пароходе в каюте капитана Орлицына, получали инструктаж предстоящей службы. Пристав был уже в офицерском кителе с серебряными погонами и при оружии. И усы, точно само собой, почуя ответственную службу, завились в крутой штопор. Василия Лукича восстановили в правах урядника.

— Вот какую работу будете выполнять, господин поручик, и вы, господин урядник, — начал свой инструктаж капитан. — Вы люди из этой местности, вам все углы и закоулки знакомы, вы все обычаи знаете. На вашей обязанности лежит выявление всех красноармейцев, матросов, сельсоветчнков, всяких комитетчиков и всех остальных подозрительных. Я надеюсь, что вы в этой работе имеете порядочный опыт, а поэтому справитесь с ней отлично. Приводить будете на пароход, а мы здесь уже найдем с ними общий язык... — сверкнув глазами, сказал Орлицын. — Конвой будете брать из моей команды. Вот и все. В остальном, я думаю, вы и сами не промахнетесь.

— Так точно! Слушаемся! — ответили по-военному Плодущев и Чекмарев.

Следующей ночью они усердно принялись за порученное им дело...

— Вашскородие! Разрешите доложить, — произнес в каюте полковника Лукич.

— Давайте, — выпустив кольцо дыма, сказал полковник.

— У меня есть списочек...

— Так. Подайте, — протянул руку через стол Степанов. — Гм, гм. Так, хорошо, уже набрал. Вижу твою усердную службу. Как твоя фамилия?

— Чекмарев, вашскородие! — снова откозырял урядник. — Как прикажете, поодиночке или всех чохом?

— Капитан Орлицын сейчас сюда прибудет, свяжитесь с ним и действуйте под его руководством. Сразу всех не берите — по два, по три. Старайтесь выполнять ночью, днем не нужно.

— Слушаюсь! Можно идти?

— Идите, — кивнул полковник.

Ночь надвигалась холодной черной тучей. От деревни к берегу Волги тянуло дымом и запахом жилья. Не было слышно ни песен девушек, ни прибауток парней. Деревня казалась вымершей. А в ночной тиши, нарушаемой лишь петушиными криками да лаем собак, пятеро конвойных под командой Чекмарева вели троих арестованных на штабной пароход белых. Впереди шел, поскрипывая деревяшкой, бывший председатель сельсовета Максим Пряслов.

— Молитесь! — грозно прошипел в потемках урядник, когда конвойные поравнялись с церковью на спуске к Волге.

Двое перекрестились, а Пряслов и руки не думал поднять.

— Ты, сволочь, что не молишься? — тыча револьвером в спину Пряслова, взревел Лукич. — Али на тебе креста нет?

— На тебе есть ли, пощупай, — так же злобно ответил Пряслов.

— На пароходе пощупаем, узнаешь, на ком есть крест... на-ка вот закуси перед ужином, — и увесистый кулак урядника под шипящий смех конвойных проехался по скуле Пряслова.

— Благодарю за угощение, — выплюнул два зуба Пряслов.

Старые счеты Чекмарева с Прясловым подходили к концу. Еще несколько минут пути, и они уже были на штабном пароходе. Урядник доложил о своем прибытии с преступниками и за усердную службу выпил стакан водки, поднесенный ему капитаном. Затем капитан выскочил из каюты и заплетающимся языком подал команду:

— Всех к борту!

Конвойные быстро сняли в пролете перилку, установили на самый край борта арестованных.

— По красной сволочи — пальба! Взвод! — раздалась команда капитана.

Конвойные прицелились.

— Пли!

Протрещал залп. И один за другим расстрелянные повалились за борт, в черноту ночной воды.

— Удобство... — улыбаясь, показал за борт капитан и подмигнул уряднику. Он достал из серебряного портсигара длинную папиросу, закурил и поднес портсигар Чекмареву.