Алексей Салмин - Буря на Волге

— Рад я за тебя, Василий, — говорил ему Трофим. — За что ты ни возьмешься, все получается замечательно.

— Чай, для себя стараемся, не больно для хозяина, — отвечал, улыбаясь, Чилим.

Все шло хорошо, но вот однажды ночью Чилим уплыл далеко в нижний плес. Ночь была тихая, теплая, рыбы наловил он порядочно. На душе было радостно: днем должна приехать из города Надя. Но проплывая до конца плес, он услышал, где-то далеко внизу, как прогрохотали четыре пушечных выстрела.

«Что за черт, кажись, стреляют?» — подумал он и, перестав работать веслами, начал снова прислушиваться.

Но выстрелы больше не повторились. На востоке уже появилась алая полоска, звезды начали потухать. Чилим вытащил сеть и быстро поплыл к своей ватаге, где каждое утро сдавал рыбу. Поднимаясь горной стороной, заводями, он все время думал: неужели и в самом деле была стрельба? Нет, наверное, на зорьке задремал, вот и почудилось.

Приехав домой, Чилим отдохнул. День был праздничный, Ильинична прибрала почище в избенке, наварила ухи, приготовила поджарку, ожидая гостью из Казани. Сразу после обеда Чилим отправился на пристань. Пароход еще только появился из-за островка, а Чилим уже подходил к пристани.

Были первые дни августа, погода стояла тихая, теплая. Чилим сел на лужайку на бугорке, недалеко от конторки. Спину припекало солнце, от Волги веяло прохладой. Чилим размечтался о предстоящей встрече. Пароход уже дал привальный свисток и быстро причалил к пристани. На мостках появились первые пассажиры. Чилим нетерпеливо ожидал, как выйдет его любимая. Но почти все пассажиры сошли, а Нади не было.

«Что такое, ведь обещала, а не приехала?» — думал он, все еще не теряя надежды увидеть Надю. Вдруг он заулыбался, увидя знакомые фигуры солдат — Ильяса и Бабкина, и, вскочив с бугра, торопливо направился им навстречу.

— Ба, друзья! С приездом! — крикнул он, обнимая подошедших.

— Здравствуй, Вася. Как это ты узнал, что мы приедем? — спросил Бабкин.

— Да, видимо, сердце чуяло, — соврал он друзьям. Он разговаривал с солдатами, а сам все еще оглядывался на мостки.

— Ну, как, мои любезные, совсем отвоевались?

— Да, вроде, — нехотя отвечали те, — Здоровье-то как твое?

— Теперь ничего, поправился.

— Наверное, рыбачишь. Мы думаем к тебе на уху зайти.

— Да я и сам знаю, что мимо бы не прошли. Пойдемте, все будет.

— Ишь, какой ты молодец стал, совсем не то, что был после ранения.

Так, перекидываясь словами, дошли они до чилимовой избенки.

— Мама! Гости пришли! — крикнул Чилим, входя в сенцы.

Ильинична уже вытирала губы, намереваясь расцеловать Надю, а в избенку ввалились два солдата.

— Снимайте мешки, присаживайтесь к столу, — приглашал Чилим.

Мать накрыла на стол, налила ухи, подала сковородку с поджаркой и, подозвав Чилима, тихонько спросила:

— А где Надя?

— То-то не приехала, — так же шепотом ответил Чилим.

— Стоп, подожди, — сказал Бабкин и, развязав мешок, вытащил фляжку. — Мамаша, подай-ка нам стаканчики да холодной воды, у нас тут есть кое-что...

— Где это вы раздобыли? — спросил Чилим.

— Заработали, — сказал Ильяс. — Ящики на спирт-заводе перегружали. Вот мы и сохранили, думаем, надо проведать друга да угостить.

— Кстати пришли, а у нас сегодня праздник, — сказал Чилим.

— Ну, вот и хорошо, заодно и отпразднуем, — наливая в стаканы, проговорил Бабкин.

— Со свиданьем и за наше будущее! — чокаясь, произнес Чилим.

— А-яй, хорошо! — потер под ложечкой Ильяс.

— Мама! А ты чего спряталась? — крикнул Чилим.— Иди, выпей немножко!

— Да куда уж мне, я старуха. Сами-то пейте на здоровье.

— Иди, иди, мамаша, тряхнешь стариной, — шутил Ефим.

Еще выпили по стаканчику, повеселели, вспомнили фронтовые дела.

— А ведь дела-то дрянь, Вася. Мы хоть и закончили войну, а все-таки воевать нам снова придется. Мы вот с Ильясом кое-что слыхали на пароходе и не особенно для нас приятное... — сказал Ефим.

— От кого слыхали? — спросил Чилим, пристально глядя на Бабкина.

— Баскаков рассказывал, что от Симбирска белые идут, наверное, скоро здесь будут. Он на «Услонском» теперь работает, а раньше на «Кондратье» был. Говорит, что «Кондратия» белые в плен взяли. Около Тетюш припыжили два буксиряка белых да как саданут из шестидюймовой и прямо «Кондратью» под руль. Нагнал, говорит, их «Архип», пулеметчики наводят пулеметы, а с мостика кричит в рупор офицер, сам хозяин парохода Стрижов: «На «Кондратье»! Поднимай белый флаг!» Баскаков отвечает ему: «Нет у нас белого-то, один только, красный!» Офицер матерится. Пароход все-таки поставили на якорь. Тут же начали проверять документы, подозрительных сразу к борту да на мушку.

— Вот, сволочи, что делают, — вставил Чилим.

— Баскаков говорит, что и его поставили к борту, да Стрижов узнал, приказал солдатам подождать. А Баскаков говорит, что дождался ночи, привязал штаны с рубашкой на голову, спустился по якорной цепи, да к берегу, и тягу в Камское, а там «Услонский» подвернулся.

— Да, черт побери, ты от войны, а она опять за тобой идет, — закончил Бабкин.

— Если белые верх возьмут, кроме петли на шею, нам ничего не принесут, — сказал Чилим.

— Да, уж тут хорошего ждать нечего, — заметил Бабкин. — Били нам зубы три года, и опять этого жди.

— Ну, что будет, давай пьем да на Волгу глядеть пойдем, — сказал Ильяс, поднимая стакан.

Еще выпили, закусили и вышли на край горы.

— Хороший у вас здесь вид, как на ладошке все кругом видно с этой горы, — заметил Бабкин.

— Да, насчет этого у нас раздолье, далеко видно, — сказал Чилим, закуривая. — Только вот я все про белых-то думаю. Прошлой ночью я вниз спускался рыбачить и как раз на заре слыхал пушечные выстрелы, думал, что задремал да во сне пригрезилось, а оно, пожалуй, и на самом деле было.

— Ты все беспокоишься, а, может быть, сюда их не допустят, — возразил Бабкин.

Вдруг они увидели большое скопище пароходов, вышедших из-за Красного мыса. Пароходы шли на полном ходу, обгоняя друг друга, уходили с фарватера, прижимаясь к горной стороне.

— Гляди-ка, Василий, зачем так много пароходов кучам идет? — спросил Ильяс.

— Я и сам-то гляжу, чего-то больно много и все на полных парах.

Дым, валивший из труб пароходов, стлался черной тучей вдоль Волги, подгоняемый низовым легким ветерком. Когда отнесло дым с фарватера, сзади пароходов поднялся высокий столб воды и раздался гул от разорвавшегося снаряда.

— Вот тебе на! Стреляют! — воскликнули все.

Пассажирские пароходы, придерживаясь горной стороны, быстро проходили мимо деревни, и сзади них, маневрируя то вправо, то влево, отстреливался большой буксирный пароход «Ольга». Вокруг «Ольги» все чаще поднимаются водяные столбы. Она палит из шестидюймовок, но из-за поворота плеса не видно, где падают снаряды.