Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл

Внимание волхва привлекла необычная для царящего мрака белесая тучка. Она металась среди чёрных собратьев, точно воробышек, угодивший в стаю злобного воронья. Даже на расстоянии серый комочек казался мягким и тёплым, он словно источал запах дома.

Ушан шевельнул губами, подзывая тучку к себе. Та радостно дёрнулась, резво пошла на зов, уклоняясь по пути от тёмных хищников. Стали различимы отдельные пряди, сплетённые умелыми чарами. Да, он не ошибся, клочок тумана принёс весть из дома.

Волхв, пошатываясь, добрёл до кормы. Посмотрел на купцов, на Питера. Ничего не сказав им, протиснулся в лаз и задвинул крышку. Благодаря плотно подогнанным доскам настила, внутри было относительно сухо. Зато болтанка превращала тесное укрытие в настоящие мельничные жернова. Сорванные с привязи припасы, люди сталкивались друг с другом, бились о корабельные бока и рёбра, а во время спуска с особо крутой волны отрывались, и некоторое мгновение парили без всякой опоры. Одинокий, растянутый на верёвках светильник, подсвечивал это мельтешение тусклыми пятнами. Только корчаги с драгоценным грузом были укреплены намертво, и вдобавок переложены плетёными коробами с сеном. Но буря грозила скоро сорвать и их, будто желая вовлечь всё, что можно во всеобщую дикую пляску.

Ушан высмотрел в полумраке Рыжего. Тот скакал среди своих гончарных поделок, пытаясь одновременно удержать груз, самого себя и содержимое брюха. Поймав миг равновесия, молодой колдун втиснулся между товарищем и корчагой.

– Весточка от Мены пришла, – сообщил он, сгоняя ладонью с волос солёную воду.

Стены, хоть и скрипели, всё же слегка приглушали рёв бури, и разговаривать здесь можно было без надрыва.

– Ну? – выдавил через силу Рыжий.

– Нас преследуют. Видимо, объявился настоящий хозяин груза.

Очередное падение в пучину прервало разговор. Когда вещи и люди вернулись, многое поменялось местами. Каким-то чудом рядом с собеседниками появились оба вурда. Рыжий приготовился услышать какое-нибудь язвительное словцо. Но тем сейчас было не до насмешек. Волосатые рожи скрывали бледность. Правда, то была бледность, вызванная не страхом, а только хворью от качки.

– А поточнее нельзя?

– Мена не угадала с погодой, – пояснил волхв. – Её облачко сильно потрепало в дороге. Я смог прочесть только тревогу за нас и смутные намёки на погоню. И ещё – какие-то подозрения насчёт нашего груза.

– У меня самого этих подозрений хоть ложкой ешь, – проворчал Рыжий. – В конце концов, с нами Питер. Можем прижать его, когда всё утихнет…

Он задумался. Тем временем, корабль опять тряхнуло, и вурды покинули их общество, так и не вставив в разговор хотя бы невнятного мычания.

– Чтобы начать боятся погони, нужно сперва как-то выжить в этом аду, – Рыжий наконец облёк свои размышления в слова.

– Брось, – улыбнулся Ушан. – Бывает и поскверней.

Ещё как бывает! Четверть часа спустя в дыре возникла голова Ондропа.

– На вёсла! – завопил купец, перекрывая грохот бури. – Смерч подступает!

– Пророк, чтоб тебя! – ругнулся Рыжий на Ушана.

Все, кто не пострадал серьёзно от качки, бросились к лазу. Раненые смотрели им в спины с завистью. Если корабль потонет, они-то сами окажутся в западне.

– Вяжитесь к лавкам верёвками, – распоряжался наверху Питер. – Гребите, что есть силы и не смотрите по сторонам.

Разумеется, все тут же принялись осматриваться. Смерч подошёл совсем близко. С корабля ощущалось сопение огромного хобота. Купцы не верили, что можно уйти от погибели греблей – человеческие силы ничтожны в сравнении с мощью стихии. Вёсла то черпали пустоту, то погружались в воду на возврате. Но Питер настаивал. Сам он приспособил кусок толстины вместо паруса, распяв его между мачтой и краем. Небольшого, с коровью шкуру, лоскутка хватило, чтобы утащить корабль чуть в сторону.

– Погоня, говоришь? – ворочая веслом, Рыжий злился на весь белый свет. – А я вот подумал, не связано ли с преследованием это бедствие. Может, нас хотят задержать?

– Хм, – произнёс Ушан (отчётливо хмыкнуть в рёве стихии само по себе не просто). – Разве что истинными хозяевами пряностей являются сами боги…

Два дня спустя потрёпанный корабль вынесло к берегу, на котором в сени каменной крепости стояла убогая рыбацкая деревушка.

Пережитое в море малость остудило жажду наживы, с которой мещёрцы отправлялись в путь. Они ступили на твердь в полной готовности посвятить оставшуюся жизнь исключительно благим деяниям. Сгрудились вокруг корабля, как стая побитых псов. Вурды, которых близость гибели потрясла не так основательно, стали подтрунивать над товарищами.

– Небось, надавали в страхе зароков да обетов, теперь до самой смерти не расплатятся, – начал Власорук.

– А не нарыть ли нам пещер в этой горе, да не податься ли в дервиши? – предложил Быстроног.

– Гора рухнет вместе с крепостью, – ответил Власорук. – Лучше собрать весь наш воск и слепить из него пудовую свечку. Поставим её во спасение от ужасов пучины.

При упоминании о грузе Рыжий встрепенулся.

– Кстати, – сказал он мохнатым приятелям. – Ещё раз увижу, что вы мёд из корчаг таскаете, головы ваши пустые на поплавки рыбакам отдам.

Тарко и Тарон отправились на разведку. Порасспросив жителей деревеньки, которую те называли колонией, договорились с ними о постое. Гостеприимные рыбаки даже не заикнулись о плате. За ранеными пришли сразу. Их перенесли в дом местного врачевателя и окружили заботой. Всех остальных согласились разобрать по семьям.

Из разговора выяснилось, что в селении жили греки, потомки бывших хозяев побережья, а в крепости обитали генуэзцы. Они который год пытались вдохнуть новую жизнь в развалины эллинов, но ордынцы оспаривали их право на это. Битвы шли с переменным успехом. Недавний мор на время приглушил вражду, основательно проредив и ту и другую стороны. Теперь борьба за власть разгоралась вновь.

Верховодил в колонии выборный голова. Породистые эллинские властители давно повывелись по эту сторону моря, и староста ничем не отличался от обычного рыбака. Он подошёл к кораблю вместе с Тароном и пригласил гостей вечером на общинные посиделки.

Не успели мещёрцы разместиться, как из крепости на тощей лошадке примчался чиновник. Он потребовал уплаты портового сбора. Пока ватажники с нарочитым шумом разыскивали Рыжего, который, совсем не спеша объявляться, копался в недрах корабля, в селение пожаловал и представитель кочующей по соседству орды. Этот, скосив взгляд на генуэзца, настаивал на выплате пошлины в пользу своего мурзы.

В Рыжем тут же проснулась природная сметка. Сталкивать лбами врагов было его излюбленным приёмом.

– Знаете что… – как бы задумался он. – Мы готовы уплатить всё положенное, но только одному кому-то. Вы уж сами как-нибудь разберитесь, кто здесь хозяин.