Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

Дубасов — курить. Аким — смотреть в окно.

А за окном мутно–прозрачный туман стелился по училищному двору, по каналу и клубился между жёлтых от осени высоких деревьев недалёкого Петровского парка. Акиму так захотелось туда, в осень.

В половине одиннадцатого вечера, двое назначенных дневальных, во всю глотку стали горланить, прикидываясь бравыми служаками.

— Р-рота, отбой! — кхе–кхе–кхе, — поперхнувшись, закашлял один из них.

Но сразу лечь спать не удалось. Зловредный Гороховодатсковский полчаса обучал юнкеров правильно раскладывать на табурете снятую форму.

Наконец он смилостивился и разрешил им спать.

Аким, укрывшись синим одеялом, решил вспомнить и проанализировать, как он провёл день, но в ту же минуту у него над ухом затрещал дурацкий барабан, и ещё более дурацкий дневальный, выхватив из ножен штык, стал колотить им по железным дужкам коек и во всю широченную лужёную глотку орать:

— Р-рота, подъём!

— Встава–ать, рота, — вторил ему напарник.

Дубасов, подняв стриженую голову с подушки, прислушивался, пытаясь понять — где это он очутился.

— Вить, слышь, здесь что, и по ночам покоя не дают? — сонным голосом произнёс Аким.

— Да утро уже! — со вздохом спустил ноги с постели Дубасов.

— Как утро? — разглядывал ошалелых спросонья юнкеров Аким.

Отовсюду поднимались с постелей белые фигуры, и громко крыли барабанщика, дневальных и тихонько — портупей юнкера. Присутствующего на подъёме фельдфебеля материли мысленно.

— Какие на вас шикарные кальсоны, господин козерожий юнкер, — похвалил рубановский наряд Дубасов, с трудом удерживая улыбку и разглядывая вытянутые на коленях Акима белые штаны. — Кавалергард, да и только.

— На себя–то поглядите, господин будущий полковник. Пока ворочались, о девицах думая, пуговицу на белоснежных бальных штанах оторвали, — не остался в долгу Аким, — где иголку с ниткой возьмёте?

Дубасов сразу сник.

— Я о тесаке думал, — буркнул он, направляясь со своей бедой к взводному.

Постепенно казарма наполнялась шумом и движением. Вялые юнкера, недовольно ворча, тащились в умывальную комнату, расположенную рядом со спальным помещением, где с одной стороны находились медные умывальники, а с другой, у стены, в деревянных стеллажах стояли винтовки.

Рядом с оружием, за небольшим столиком с тускло горевшей лампой под розовым фарфоровым колпаком, сидел на табурете дежурный по роте — юнкер старшего курса, и осоловелыми глазами смотрел на раздетых по пояс подведомственных козерогов, плескавших друг на друга воду из краников, и вопивших при этом дикими голосами, видимо, чтоб отогнать сон от козерогого папаши.

Подошедший Гришка Зерендорф смело подставил свой тощий торс под струю воды, и тут же завизжал тонким, поросячьим, а, по мнению окончательно разбуженного дежурного, козерожьим визгом, заглушив остальные паровозные гудки и приманив потрясённого фельдфебеля.

— Что вы тут орёте как бешеные зайцы? Смотрите у меня!

Узнавший у взводного, где взять швейный инструмент, Дубасов уставился на главнокомандующего, придерживая руками кальсоны.

— Чего уставился? — вперил в него грозный взгляд главный воинский начальник.

— Сами сказали: «Смотрите у меня…»

— За глупый солдатский юмор два наряда не в очередь, — для доходчивости поднял два пальца фельдфебель. — Горохово–даско–доска… да что ты будешь делать… Взводный! — сиреной взвыл Соколов, в десятки раз перекрыв недавний визг Гришки Зерендорфа. — Этого, так называемого юнкера, а при внимательном взгляде — натурального козерога, запряжёшь на пару ночей полы в коридоре драить…

— Господин фельдфебель, у него и так горе — пуговица на кальсонах оторвалась, — вступился за друга Рубанов.

— И этого муфлона, тьфу, козерога, тоже, — указал на заступника Соколов. — По три часа после отбоя.

— Вот и исполняй после этого команды, — под смех товарищей развёл руками Дубасов, с трудом успев поймать сползающие кальсоны.

— Нам дали понять, что детство кончилось, и здесь не гимназия, а военное училище, — стал умываться Аким.

Затем, вслед за другими юнкерами прошёл в комнату для чистки, где лежали на скамейках щётки и помазки, а в углу стояло ведро с сапожной смазкой, около которого, поставив ногу на невысокую скамейку, старательно начищал голенища сапог фельдфебель.

Здесь же, унылый Дубасов, примостившись на табурете под неярко горевшей лампой, высунув от усердия кончик языка, мучался с пуговицей, истыкав пальцы иголкой.

— Учитесь, молодёжь, — взяв «гербовку», стал начищать пуговицы мундира удовлетворённый мучениями козерога, фельдфебель. Следом он отполировал бляху. — Луч света в тёмном царстве, — похвалил свою работу. — А у вас что? Сплошное тёмное царство, — опозорил юнкеров. — Господа! Быстрее приводите себя в порядок, и строиться, — нахмурился при слове «господа» и вышел из бытовки.

Не успел Аким одеться, как подбежавший к окну Гороховодатсковский скомандовал:

— Второй взвод, строиться-я.

Первый взвод, опередив второй, уже равнял свои ряды.

Тщательно побритый и наодеколоненный фельдфебель важно прошёлся перед линией юнкеров, и вдруг заорав: «Смирно!» помчался рапортовать ротному:

— Господин капитан, рота на утреннюю поверку построена, — с шиком козырнул начальнику.

— Здравствуйте Соколов, — за руку поздоровался с ним командир. — Здравия желаю господа юнкера, — поприветствовал роту и горестно помотал головой от их ответа. — Позанимайтесь с подразделением, — велел фельдфебелю и отошёл к окну.

Через десяток минут рота ответила на приветствие командира более–менее сносно.

Начался осмотр внешнего вида: мундиров, сапог, пуговиц, ремней и тщательности бритья.

Строго разглядывая юнкеров, ротный шёл вдоль строя, сопровождаемый фельдфебелем, и почти у каждого находил какой–либо недостаток.

— Внимательнее надо смотреть за подчинёнными, — сделал замечание Соколову. — Отставить! — поднял правую руку, прервав его оправдания. — Сегодня наказывать не будем. После молитвы ведите роту в столовую.

Позавтракав, сидя в классе, боролись со сном, попутно изучая устав. Делая ошибки, записывали в тетради, к кому как обращаться и что отвечать.

Затем, чтоб отогнать сон, учились отдавать честь. Гороховодатсковский расставил юнкеров в коридоре, подальше друг от друга после того, как Дубасов, щёлкнув каблуками, резко выбросил правую руку в сторону, и сбил с ног стоявшего рядом Пантюхова. Тот, взбрыкнув ногами, под хохот взвода, грохнулся на пол, сразу победив сон и назубок запомнив, к кому как обращаться.

— Да-а! — покачал стриженой головой портупей–юнкер. — Оказывается, нет воина опаснее бывшего гимназёра.