Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

В октябре зарядили дожди, и грязные, промокшие солдаты, укрываясь под остатками развороченных крыш раскуроченных глинобитных фанз, кипятили чай на дымящем костерке, и костерили поочерёдно пятерых немецких фонов, начиная с Штакельберга и заканчивая Бильдерлингом.

— Вашбродь, идите с нами чаю попейте, — приглашали Рубанова солдаты.

И он шёл, и садился у дымного костра, вздрагивая от жалости и тоски, когда в кружку наливали чай из красного медного чайника.

Арба, на которой лежало укрытое палаткой тело друга, стояла под остатками крыши в соседней фанзе.

Аким не дал его отпеть и схоронить в какой–либо неизвестной деревушке, а довёз до Мукдена, где щуплый, бородатый батюшка отслужил молебен, и предал тело земле неподалёку от усыпальниц китайских императоров.

Рубанов, за громадные деньги, водрузил на могилу гранитный валун с двумя датами и фамилией поручика лейб–гвардии Павловского полка.

А огромная мудрая Черепаха, приняла ещё одну душу в необъятную бездну времени…

В самом последнем бою перед долгим затишьем, 1‑я рота сдержала натиск японцев, потеряв при этом половину личного состава.

В том бою погиб капитан Зозулевский, и ранен поручик Рубанов, как напечатали потом в газете «Русский инвалид».

Аким получил пулевое ранение в грудь.

Перевязанный медбратом, в тот же день был отправлен в мукденский госпиталь.

Он всё время находился в сознании, и стойко терпел то уходящую, то возвращающуюся тупую боль.

Каково же было его удивление, в результате чего стало даже легче, когда в палату зашла Ольга, в белом платке, как у Натали, и в переднике с красным крестом.

— Аким?! — старательно сдерживая волнение, подошла к нему. — Увидела в списках раненых знакомую фамилию, и решила воочию убедиться, что это не ты… Но ошиблась, — склонившись, поцеловала его в щёку и украдкой смахнула слезу. — Сейчас буду готовить тебя к операции. Доктор удалит пулю, — обернулась на двух вошедших санитаров с носилками.

В операционной, сняв наложенный бинт и разрезав ножницами слипшуюся от крови рубаху, она в ужасе вскрикнула:

— У тебя синяя кожа… В придачу к ране умудрился поймать какую–то из разновидностей маньчжурской лихорадки, — развеселила Акима.

— Эта лихорадка имени профессора Козлова и приват–доцента Егорши, возникает у больных после стирки рубахи в китайской синьке, — вызвал улыбку Ольги и рассмеялся сам.

Вошедший в операционную доктор, удивлённо перевёл взгляд на сестру милосердия и обратно на раненого.

— Разновидность весёлого ханшина? Жить будет! — высказал своё, научно обоснованное мнение.

Аким, согласно армейскому юмору, хотел вопросить: «С кем?» — но потерял сознание.

Пришёл в себя на больничной койке в палате, и первой, кого увидел, была Ольга, сидевшая рядом на табурете и вытирающая платком его лоб.

— Слава Богу, — перекрестилась она. — Доктор сказал…

— Что буду с кем–то жить… Помню, — попытался засмеяться Аким, но в груди будто торчал японский штык, и он лишь слегка улыбнулся.

— Я отчего–то знала, раз ты направился на войну, то полезешь в самое пекло. Где можешь быть ранен. Вот и решила стать сестрой милосердия, дабы оказать его, если понадобится… К сожалению, а может, даже и радости, прости меня дева Мария, понадобилось, — не удержавшись, вновь поцеловала его в щёку. — Пользуюсь служебным положением, пока ты сопротивляться не можешь…

— У меня и в мыслях нет — сопротивляться, — указал глазами на вошедшего доктора.

— Ольга Николаевна, — кашлянув, строго произнёс он, — в операционной раненый ждёт.

«Не знал, что она «Николаевна», — мысленно почесал лоб Аким.

Десяток перевязанных офицеров в палате с завистью глядели на Рубанова.

— Родственница, надеюсь? — обратился к нему закрученный в бинты сосед.

— К вашему разочарованию — знакомая, — варварски разрушил все надежды инвалида.

Через день в палату наведались Игнатьев с Дубасовым.

— Руба–а–анов! Как тебе повезло-о, — чуть не хором воскликнули они.

— Не имею понятия — в чём? — улыбнулся Аким, с удовольствием глядя на товарищей.

— Не притворяйся. С Ольгой встретился… Она уже нас отругала и ящик ханшина отняла, — гоготнул Игнатьев.

— Ну почему, почему у меня нет хотя бы пустячной царапины, — взвыл Дубасов. — Даже маньчжурская пчела не укусила, — с завистью оглядел рубановского соседа. — Во как в бинты завернула, касаясь нежными своими руками.

Глаза у раненого стали мечтательными.

— К сожалению, господа, находился без сознания и ничего не чувствовал, — проскрипел он.

— Были на могиле у Зерендорфа, — стараясь сделать это незаметно, смахнул слезу Дубасов. — Но я всё равно не верю… Кажется — откроется дверь, и войдёт этот фельдфебель.., — закашлял, чтоб скрыть слёзы и горе.

Аким хотел что–то сказать, но спазм перехватил горло. С трудом справившись с собой, произнёс:

— Нет! Уже не войдёт…

— И Федьку Кужелева шрапнелью убило, — жалостливо воскликнул приятель, откуда–то из тайным мест мундира выуживая бутылку ханшина. — Надеюсь, твоему организму капелька спиртного не повредит?

— Полагаю, только укрепит, — пришёл к верному, с медицинской точки зрения диагнозу, Аким.

— А мне мензурочку можно? — донеслось с соседней кровати.

— Мензурочка ещё никому не вредила, — поддержал разумное желание раненого Игнатьев. — Но вот как бы так исхитриться, чтоб в вас её влить.

— С Ольгой уже целовался? — выпив, ревниво поинтересовался Дубасов.

Игнатьев замерев, внимательно прислушиваясь к ответу.

— Не с Ольгой, а с Ольгой Николаевной, — поправил друга Аким.

— Да, да, — заверещал исхитрившийся выпить сосед, отчего–то развеселив компанию.

— А мой денщик Петька Ефимов в соседнем госпитале твоих павловцев нашёл. Фотографические карточки им понёс. Те, где со шпионским кули снимались.

— Живы георгиевские кавалеры, — облегчённо вздохнул Аким. — Досталось нам напоследок…

— Вяльцеву видел? Под её патронажем госпиталь… Помнишь, мы в Петербурге слушали:

громоподобно исполнил куплет Дубасов, после чего с позором был изгнан вошедшим в палату доктором.

Через два дня госпиталь перевели в Харбин, где Акима навестил брат.

— Жив, жив братишка, — радовался Глеб. — А я Натали здесь встретил, — тараторил он. — В госпитале «Красного креста» работает. Возьми деньги, что недавно вернул, — полез в карман.

— Деньги не нужны, — удивил брата Аким. — А будешь в Мукдене, зайди в сводный военный госпиталь, там найди георгиевских кавалеров: Леонтия Сидорова…

— Очень редкая фамилия, — вставил брат.

— … И Никиту Козлова… Половину отдай доктору, чтоб как следует лечил орлов, а половину — им. Для подкрепления и упрочения здоровья. А свои деньги я опять куда–то задевал, — задумчиво пожал плечами Рубанов. — И даже не знаю, где мои вещи… В обозе полка, видимо, болтаются.