Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

— А также госпиталем и тюрьмой, куда можете зайти полечиться и отдохнуть, — перебил капитана унтер, закатившись смехом.

— … Но утром и вечером — перекличка, — не обращая внимания на гогот, продолжил капитан. — Упаси вас Господи бежать. Мороз и одна–единствен–ная дорога вдоль телеграфной линии…

— Враз догоним — и три года каторги в кармане вашего армяка, — заржал остроумной, на его взгляд шутке, унтер.

Покатывающиеся от хохота три пристава поддержали его амплуа юмориста и весёлого человека.

На этот раз терпение капитана иссякло, как водка во фляге. К тому же вокруг них собралась толпа горожан — русских и остяков, щёлкающих кедровые орешки, и весело скалящих редкие зубы.

«Дёснами они, что ли, их грызут?» — натянул поглубже шапку Северьянов.

— Господин унтер–офицер. Объявляю вам два… нет, три наряда не в очередь, за неуважительное отношение к старшему по чину. Отбывать их станете в тюрьме, где и отдохнёте от тягот службы.

Три пристава, мысленно возведя в ранг главного юмориста седого капитана, просто захлёбывались от смеха, глядя на понурого товарища.

Не разобравшись в чём дело, беззубые зеваки громко, с подвывом, поддержали их.

Капитан нахмурился. Подождав, когда немного стихнет смех, сухо произнёс, обращаясь к приставам:

— Распределите арестантов по домам, — и, по–военному чётко повернувшись, направился в сторону уездного училища, директор коего числился в его приятелях.

Став серьёзными, приставы разбили арестантов на три части, и каждый повёл небольшой этап вдоль улицы.

— Сто восемьдесят домов, но вечно цапаемся с местными, пока найдём, у кого поселить, — бурчал пристав, следом за которым топали Василий и его пожилой сосед по купе.

Площадь постепенно опустела: зеваки разошлись по домам, а солдаты, без намёка на строй, направились в ветхую деревянную казарму.

Городок был серый и невзрачный. Все дома срублены из дерева. Кроме церквей лишь два магазина краснели кирпичом.

— Берёзовский округ — самый северный в Тобольской губернии, — тихо рассказывал Василию товарищ по несчастью, кашляя и прижимая ко рту несвежую тряпицу. — Бывал здесь когда–то, — брели вдоль серого от дождей ветхого забора.

— Вот тута и поселитесь, — по–хозяйски раскрыл калитку пристав и сходу влупил сапогом под зад крутящемуся юлой от злости лохматому псу.

Метод воспитания тут же дал положительные результаты. Юркнув в конуру, пёс с молчаливым осуждением разглядывал непрошеных гостей.

А, как известно, непрошеный гость — хуже остяка.

Неделя пролетела незаметно. Сосед Василия кашлял и таял на глазах.

— Бежать надо, — горячечно шептал он. — Сколько народа здесь уже сгинуло… И не простого. Кроме князя Меньшикова, князь Долгоруков, Остерман… Чего уж про нас, сирых, говорить. Сгорим, как свечки. В Обдорск я не поеду. Болен. Уже договорился, что положат в госпиталь. Режим там свободный. Стану готовить побег. Думаю, по реке Сосьве добираться на оленях до Урала. До горных заводов. У Богословского завода проходит узкоколейка. По ней можно доехать до Кушвы, где она стыкуется с Пермской линией. И вперёд телега: Пермь, Вятка, Вологда и Петербург, — радостно хлопнул он в ладони. — Дорог по Сосьве, однако, нет. Вот в чём кроется самая трудность. За Берёзовом сплошная тундра, покрытая густыми непроходимыми лесами из пихты, сосны, ели, кедра, берёзы, осины…

— Стоп–стоп–стоп. Зачем мне ботаника, — остановил товарища Василий. — Ещё скажите, что водятся в них злые медведи, волки, лисы…

— Ну да! И ещё соболя, горностаи, росомахи, дикие олени, — закашлял, приложив к губам тряпицу.

— Полиция водится? — вновь перебил его Северьянов. — Отчего–то вы в восторге от этих гиблых мест, — удивился он.

— А как же. Какие тут несметные богатства…. В Обдорске в середине декабря большая ярмарка начнётся. В это время и следует бежать… В прошлый раз, когда «отдыхал» здесь, всё продумал, но перевели в другое место. Видно, доложил кто–то по начальству из своих. Так что никому не верь. Даже собственной тени. А особенно — меньшевикам. Такие гниды. Свежую эпиграмму про них слышал? — откашлялся и с выражением продекламировал:

развеселил Василия и рассмеялся сам. — Даже в курсе, кто сочинил, но фамилию называть не стану.

— Да я — большевик!

— Всё равно не стану. Раз товарищ не подписал, значит, не желает, чтоб об авторстве знали. Так что не взыщи… От Обдорска двести девяносто вёрст до Берёзова. Как весточку получишь, выезжай. Есть у меня там приятель — купчина староверский. Записку ему передашь. Деньгами и одеждой поможет и сюда привезёт. У них в Обдорске, сам увидишь, на тридцать домов — сто пятьдесят лавок для ярмарки. Правда, больница и школа имеются. Постоянных жителей — с полтысячи всего, но на ярмарку во много раз больше понаедет. Особенно кочующих инородцев для меновой торговли. Денежной единицей у них служит песец. За три с полтиной русским купцам шкурку отдают. Вот старовер на этом и разбогател. Поможешь ему на первых порах. У иноверцев, кроме песцов он скупает: крестовика, недопёска, неплюя, оленьи шкуры, лисьи, белых медведей. Берёт также рыбу, птичье перо, мамонтовую кость и моржовые клыки. Ничем не брезгает. Им продаёт муку, вино, сукно, холст, табак в листьях, так они любят, железные и медные изделия. Ну и, как папуасам: кольца, бусы, бисер, зеркальца. Всё это, думаю, он уже закупил и привёз. Доехать сюда ты сможешь только с его помощью. Местность окрест Обдорска бесприютна и безлесна. Не спрячешься…

Прибыв с этапом из нескольких человек в Обдорск, Северьянов направился разыскивать дом купца. Сделать это было несложно.

— Открывай! — колотил ногой в высокие ворота, прислушиваясь к басовитым собачьим голосам: «Ежели вдруг выскочит, следует, как пристав в Берёзове с ней поступить», — поёживался он.

Вскоре ухо уловило шаги, негромкое бурчанье: шляются тут всякие, потом песцовые шкуры пропадают… Калитка, что притулилась сбоку от ворот, растворилась, и в проёме возник здоровенный мужик в остяцкой шубе.

— Николай?! — опешил Северьянов.

— Дядь Вася! То есть — Север.

— Ну чего охренел, тундра! Я и есть, — раньше младшего товарища пришёл в себя Северьянов. — Ты уже и «якаешь» меньше, — сдвинув глыбу плечом, прошёл во двор. — Собаки на привязи?

— Ага!

— За тобой приглядеть приехал. Ну, что встал, веди в дом, — сунул в широченную ладонь купчины, вышедшего на крыльцо глянуть — кого нелёгкая принесла, записку.