Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

Подумав, что Пётр Аркадьевич желает узнать его мнение, и сразу не сообразив, что сказать, полковник, не подумав, брякнул первое, что пришло на ум:

— По выражению Чехова, нет в мире такого предмета, название коего не могло бы стать еврейской фамилией, — и покраснел, уразумев, что допустил бестактность и даже глупость. И от растерянности ещё больше усугубил её: — Кони… Плевако… Ну что у адвокатов за фамилии. Есть, конечно, и нормальные: Соколов, Керенский… Да и то последний, наверное, букву «р» не выговаривает…

«Психология субалтерн–офицера запасного пехотного батальона со стоянкой в Тмутаракани ещё не совсем выветрилась у господина полковника. Да и у жандармов весьма своеобразное отношение к некоторым нациям Российской Империи».

Пропустив чеховско–жандармскую мысль мимо ушей, Пётр Аркадьевич продолжил:

— Согласно изощрённой в юриспруденции мысли Пергамента: они виновны в составлении, а не распространении воззвания… С точки зрения Уголовного уложения в этом кроется громадная разница. Так вот. Этот самый Пергамент вышиб слёзы у присутствующих на процессе, заявив: «Венок славы подсудимых так пышен, что даже незаслуженное страдание не вплетёт в него лишнего листа…» — «Неплохо сказал», — позавидовал в душе присяжному поверенному. — Моральная победа была на их стороне, но прокурор и судьи — на моей. И сумели осудить бывших депутатов на три месяца тюремного заключения. Какие важные люди почтили своим присутствием «Кресты». Бывший губернатор Бессарабской губернии князь Урусов, ставший кадетом и подписавший воззвание. Князь Долгоруков. Профессор Муромцев, князья Оболенский, Шаховской, и в компании с ними кадеты Семён Яковлевич Розенбаум, господин Штейнгель… Да нет такого предмета… Просто фамилия, — оборвал пытавшегося что–то сказать полковника. — Вспомнил наконец упомянутых вами присяжных поверенных с нормальными фамилиями… В прошлом году Соколов пригласил Керенского на процесс над прибалтийскими террористами и он стал знаменитостью среди демократов.

— Как я ненавижу эту профессию, — не сдержавшись, даже скрипнул зубами полковник. — С большей силой, чем либералы жандармов…

— И напрасно. Среди них иногда встречаются порядочные люди.

И на вопросительно–удивлённый взгляд полковника ответил:

— Например, адвокат Николай Карабчевский импонирует мне аналитическим складом ума, логичностью мысли и неординарными взглядами на коллег и политику. Вот что он сказал о Думе: «Вся деятельность Первой думы, с её естественным разгоном, — оторвавшись от листка, с которого считывал информацию, бросил мимолётный взгляд на Герасимова, — … и с её противоестественным Выборгским воззванием, доказала полное отсутствие у её членов такта и смысла», — хорошо и, главное, реалистично сказано, — прокомментировал прочитанное: «Председатель был лишь жалким статистом, марионеткой группы, желающей революционизировать страну». — И о коллеге: «Адвокат Керенский, как судебный оратор, стоит ниже всякой критики со своим истерически–плаксивым тоном. Лишь крайняя запальчивость, однообразие и бедность эрудиции». — Во как раскатал коллегу. Но я о другом хотел бы сказать… Вы знаете, в каких условиях содержат «выборжцев?» В вашем бывшем батальоне офицеры так не живут. Даже капитаны, — отчего–то пришёл в прекрасное расположение духа министр внутренних дел. — По Набокову знаю. Одно время он мне чем–то импонировал. Может, независимым вальяжным видом, с повязанным на шее либеральным бантом. Сноб и англоман. Как по инстанции доложили надзиратели, даже цвет носков сочетает с цветом кальсон. После проверки прокурор доложил, что сей господин блаженствует в удобной камере со своими книгами, мюллеровской гимнастикой, складной резиновой ванной, изучая итальянский язык — на воле времени не хватало, и поддерживает беззаконную корреспонденцию, а может и иную связь, с супругой… Пишет послания на узких свитках туалетной бумаги. Не газетки у него для гигиены, как у офицеров запасного батальона, а туалетная бумага. А передаёт корреспонденцию друг семьи. Кстати, по–моему, тот самый надзирающий прокурор. Что, всех прикажете увольнять? — настроение вновь стало нервным и раздражительным. — Вот так, господин полковник, несут службу жандармы, полицейские и прокуроры… А потом мы хотим, чтоб порядок в стране был, — поднялся и подошёл к окну, чтоб успокоить разгулявшиеся нервы: «Лечить их надо. Перепады настроения… Сердце может не выдержать… Как у Дмитрия Фёдоровича Трепова. Умер в одночасье второго сентября прошлого года. Возникшие было слухи о самоубийстве — опровергли вскрытием. Оказалось, неожиданно скончался от перерождения сердца», — вздохнув, махнул рукой стоявшему по стойке «смирно» полковнику:

— Садитесь. К вам–то как раз претензий нет. И меня, можно сказать, от смерти спасли. Ну а Фёдору Васильевичу Дубасову просто везёт. Сильный ангел–хранитель у него. Весной прошлого года покушались — живым остался. Раздробило лишь ступню левой ноги. А адъютант, граф Коновницын, погиб от взрыва бомбы. И в прошлом месяце, в годовщину московского восстания, уже здесь, в Петербурге, прогуливаясь по Таврическому саду, подвергся нападению боевиков. Члены «летучего террористического отряда» эсеров тринадцать раз стреляли в него, а ещё двое боевиков метнули начинённую гвоздями бомбу… Адмирала оглушило и лишь слегка ранило. Перед Новым годом жаловался мне, что в ушах звенит, как выпить соберётся, — вновь улыбнулся министр и, окончательно успокоившись, уселся за стол. — Вот и получается, что патриотизм в наше время весьма опасен. Если не убьют эсеры, так высмеют или обругают в печати либералы… А ведь мне по должности премьер–министра и экономикой следует заниматься, — расслабился Столыпин и Герасимов догадался, что аудиенция заканчивается. — Представьте себе, в Нижнем Новгороде трамваи ходят с 1892 года. В столице официально пустили в сентябре 1897 года. По маршруту от Адмиралтейства до Васильевского острова. И то зимой по льду. Наконец в этом году заканчивается срок действия злополучного контракта, заключённого на тридцать лет с владельцами конки. Теперь предстоит открывать повсеместное трамвайное движение… Простите, — улыбнулся полковнику, — вас этот вопрос совершенно не интересует.

«Почему же, интересует, — выйдя из кабинета, подумал Герасимов. — Интересует… Филёрам легче по городу мотаться будет. А вот чего он меня вызывал — не понял… То ли поблагодарить за ликвидацию террористической банды Добржинского, то ли просто присматривается…»

Вечером 20 февраля Константин Петрович Победоносцев ожидал приглашённого в гости Рубанова.