Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

«Правильно люди говорят: хуже нет, чем ждать и догонять, — глянул на часы и от нечего делать понаблюдал за маятником. — А ведь с каждым его колебанием уходит моя жизнь, — подошёл к старинному, павловских времён ещё, громоздкому шкафу. — Давно прошедшие дела из прошедшей жизни, о которой остались лишь воспоминания. А воспоминания угодны Богу. Потому как для думающего человека они — путь к покаянию за сделанные ошибки или не сделанные добрые дела. Воспоминания способствуют очищению души, — от безделья принялся он философствовать. — Человек, вспоминающий прошлое, не отказывается от него, а лишь уходит в даль времени…» — вновь глянув на маятник, раскрыл вишнёвого дерева дверцу и с удовольствием обозрел тугой строй книжных корешков.

Вытащив наугад один фолиант в солидном переплёте, прочёл: «Всеподданнейший отчёт обер–прокурора Св. синода К. П. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1888 и 1889 г. г.» — раскрыл тяжёлый том: «Чрезвычайным событием отчётного периода времени было чудесное спасение Царя Александра Третьего и Его Августейшего Семейства при страшном крушении поезда 17 октября 1888 года…» — И через 17 лет, 17 октября 1905 года, тогдашний наследник, а ныне император, подписал Манифест, коим поставил под сомнение божественное происхождение царской власти и приблизил крушение основ государства», — вздохнул он, представив гибель России. Гибель тех устоев, которые столько лет охранял и поддерживал: «Тысячу раз прав отец Иоанн Кронштадский, высказав в одной из проповедей слова, которые я считаю пророческими: «Царство русское колеблется, шатается, близко к падению. Если в России пойдут так дела и безбожники и анархисты–безумцы не будут подвергнуты праведной каре закона, и если Россия не очистится от плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стёртые правосудием Божиим с лица земли за своё безбожье и за свои беззакония. Виновно и высшее правительство, потворствующее беспорядкам… Безнаказанность в России в моде, ею щеголяют. А оттого непрестанные у нас аварии… Везде измена, везде угрозы жизни и государственному имуществу. Так и впредь будет при слабом управлении. Бедное Отечество. Когда ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству и чистоты нравов…» — Как правильно, хотя и дерзновенно сказал отец Иоанн. И власти, наконец, услышали его. Столыпин не церемонится с этими бунтовщиками. Да и они особо не скрываются. Руководители демонстрации, ведя её по Литейному, никогда не откажут себе в удовольствии поскандалить напротив моего дома. И особо им нравится, если вмешается полиция и начнёт разгонять толпу. Тут же раздаются вопли ненависти к царским сатрапам и их духовному наставнику — Победоносцеву. После набегут корреспонденты газет и фотографируют оставшиеся на мостовой: трости, шляпы, шарфы, перчатки и сломанные зонтики, сообщив в газетах, как жестоко полиция разгоняла мирный митинг, дабы угодить бывшему обер–прокурору. Особенно злобствует еврейская пресса… Все эти гессены и ганфманы, котловские и кугели… Пронырливые циничные редакторы пишущей братии. А пишут не только евреи, но и русские. Всякие там амфитеатровы… Не говоря уж о Льве Толстом», — поставил на место книгу, услышав, что пришёл долгожданный гость.

Войдя в столовую, увидел, что Екатерина Александровна угощает Рубанова чаем.

«Вежливый человек. Делает вид, будто ничего в жизни вкуснее не пил», — улыбнулся хозяин, рассудив, что улыбку воспримут как радость от встречи с гостем.

— А я вас жду, Максим Акимович, дабы отвести душу в беседе с умным человеком: «чувствую, что последний раз видимся, — с грустью подумал он. — Скоро покинет душа бренное и уставшее моё тело», — сел за стол и тоже стал греться чаем. — Выпьем по рюмочке в помин Дмитрия Ивановича Менделеева. Месяц уже, как преставился сей великий человек: «Скоро и мне к нему», — вновь промелькнула в голове печальная мысль. — Как великолепно он сказал: «Руководимые самодержавным единством и православной верой, мы можем и должны выполнить многое из того бесконечного, что предстоит миру ещё совершить, чтоб приблизиться к идеалу общего блага».

Видя, что супруге стало скучно, извинившись перед ней, увёл гостя в кабинет.

— Брат позвонил мне и поздравил с открытием первой сессии Второй думы, — усевшись в креслах, разлили по рюмочкам загодя припасённый хозяином коньячок. — Брат недоволен, что в отличии от Первой, открытие этой думы прошло буднично и без фанфар, — выбрал тему разговора Рубанов.

— Идея народовластия и парламентаризма — великая ложь нашего времени, — поставив пустую уже рюмку на стол, тихим голосом произнёс Победоносцев.

— Вы себя хорошо чувствуете, Константин Петрович?

«Вот и этот о том же? Неужели так плохо выгляжу?»

— Всё нормально. Болит ни столько тело, сколько душа. Дума эта может породить в государстве крайнюю смуту и нестроение. И так уже зашатались устои Священного Престола. Ведь кто такие парламентские депутаты? — задал вопрос и сам же ответил: — На мой взгляд — совершенно безнравственные представители российского общества. При крайней ограниченности ума, при безграничном развитии эгоизма и самой злобы, при низости и бесчестности побуждений, человек с сильной волей может стать предводителем партии и становится тогда руководящим, господственным главою кружка или собрания. Людям долга и чести противна выборная процедура. От неё не отвращаются лишь своекорыстные эгоистические натуры, желающие достигнуть личных целей. Люди чести и долга обыкновенно некрасноречивы. Неспособны нанизывать одну громкую фразу на другую. Своими непродуманными речами они разлагают молодёжь — особенно гимназистов и студентов. И оправдывают преступность, совершённую анархистами и безбожниками. А морально поддерживает их в этом Лев Толстой. Высокомерный себялюбивый ум. Он не пожалел в своей статье искалеченных взрывом детей Столыпина. Зато жалеет понёсших наказание разбойников и грабителей. Следовательно — стоит на их стороне. Что бы не говорили, но царю далеко не безразлична судьба России. Страна развивается и крепнет. А бунтовщики думают не о стране, а о захвате власти. И так во все времена. Приди к власти новый Емелька Пугачёв, разве даст он людям свободу? Будет казнить и вешать поболе Ивана Грозного и тем паче — Николая Второго. Никогда не сделает добра для народа власть, взятая не по закону, а по праву сильного. И самая большая опасность идёт от еврейской молодёжи. Они умны, целеустремлённы и знают, чего хотят. А хотят не отделить от России территорию, на которой проживают, как поляки и малороссы, а мечтают всю Россию прибрать к рукам. Для этого усваивают русскую культуру, заводят русских товарищей, причём берут над ними руководство. Они вызывают симпатию к себе у студентов, гимназистов и молодых рабочих… Но как поступят с ними если возьмут власть, можно только догадываться. Сейчас только отец Иоанн смелым пастырским словом обличает рвущийся к власти кагал и упрекает в мягкости царя: «Господи, вразуми студентов, — вещает он с кафедры. — вразуми власти, дай им правду твою державную… Господи, да воспрянет спящий Царь, переставший властвовать своей властью; дай ему мужества, мудрости, дальновидности!» — Дерзнул упрекнуть императора, — восхитился Победоносцев. — Даже я не смел этого делать…