Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

— Речушка какая–то. Чего–то я её и не помню, — оглянулся на приближающегося Трезора Глеб.

— И мосток такой же как в Рубановке — хилый и раскуроченный… Брысь! — тоже оглянулся генерал.

Трезор, пустив волну негодования от башки до хвоста, и почесав потом за ухом, отошёл от греха на старое место лёжки.

— Таперя по ухабам и колдоёбинам прыгать придётся, — уже без разрешения задымил самокруткой Ефим.

— Колдобинам, — поправил его генерал.

— Сейчас сами убедитесь — по чём, — не сдавался конюх.

— Навоз что ли куришь?

— Никак нет. Махру, — поплевал и загасил пальцами окурок. — Но недолго, версты три, — ввёл в задумчивость господ. — А там вновь просёлочная дорога пойдёт до Полстяновки, — раскрыл он тему.

Спустившись под гору, вброд пересекли узкую речушку — по мосту не решились, и медленно потарахтели по колдобинам, вернее, по тем выступам, кои назвал Ефим, добравшись, наконец, до наезженного тракта.

Проехав большую деревню, где местные собаки всё же сумели отогнать чужака за выселки, остановились у барского дома.

Возле обширной, красного кирпича конюшни, на коновязи стояли три подсёдланных лошади и коляска с парой впряжённых гнедых.

У крыльца дома какая–то бабка укладывала на телегу узелки и корзины.

Тут же крутились четыре охотничьих собаки и столько же сидели на привязи у крыльца.

На приезжих они совершенно не обращали внимания, интересуясь лишь друг дружкой.

— Господа–а! — зевая, выбрался на крыльцо предводитель. — Не желаете ли закусить.

— Нет–нет–нет, — активно стали отнекиваться Рубановы. — Охота прежде всего.

— Доброе утро, — отжимая с крыльца хозяина, вышли из дома Севастьян Тарасович и два близнеца Ивановича.

— Здравия желаю! — Если «чай» пить не сядем, оно перейдёт в добрый и удачный день, — поздоровался с охотниками Максим Акимович.

Глеб лишь коротко поклонился.

Обсудив четырёх привязанных пойнтеров, которые принадлежали усатым близнецам и ильинскому помещику, Зосима Миронович представил гостям своих сеттеров. Но они тут же перемешались и Рубановы не разобрались, кто Фагот, а кто — Будилка.

На этот раз Глеб тоже решил ехать верхом: «Пусть в колясках толстые и пожилые разъезжают», — ловко взлетел на жеребца. Тот, от плохого настроения, что ли, взлягнул задом и, заржав, поднялся на дыбы.

Усидев, Глеб, под одобрительные взгляды охотников, мигом укротил рысака.

— Буен орловец! Ох, буен! — похлопал коня по шее старший Рубанов, с гордостью поглядев на сына.

Наконец длинный транспорт тронулся со двора.

Пелагея Харитоновна, стоя на крыльце, махала отъезжающим белым платочком.

«То ли язвит по привычке, то ли так у них заведено», — призадумался Максим Акимович, впрочем, тут же забыв худую даму.

Обоз проехал перелесок, в котором к нему присоединился вездесущий Трезор, и двинулся дальше, съехав с просёлочной дороги на колдобины и ухабы.

Через час добрались до заросшего камышом и осокой озера, куда впадала извилистая речушка с пологими, топкими берегами и чахлым мостиком, терпеливо поджидающим ротозеев.

В камышах беспрестанно бухали выстрелы, а по берегу стояли телеги и коляски.

— Всё по Чехову, — в сердцах плюнул Полстяной: «Каждое болото было буквально запружено тарантасами», — процитировал он.

— Антон Павлович тоже в этих местах охотился? — прикинулся тупицей Глеб, — вновь усаживаясь на коня и задумчиво разглядывая Трезора, увлечённо обнюхивающего собак. — Угощения не получилось, — вспомнил об обещании предводителя угостить охотой.

Но того основательно, словно дамасский клинок, закалила супруга, и было трудно пронять язвительными замечаниями.

— Пустяки! — кряхтя, забрался в коляску, попутно уцепив узелок с продуктами из подъехавшей телеги. — Едем дальше… Куда Чехов телят не гонял… Тьфу, то есть — Макар, — с наслаждением откусил от вынутого из узелка пирога.

Поехали по берегу реки, которая, извиваясь девичьей косой, терялась где–то вдали, к удивлению Рубановых, постепенно становясь всё шире и шире.

Удаляясь от неё в сторону, миновали луг со скошенной травой и стогами сена, провалившись в неглубокую котловину с двумя крутыми возвышенностями по краям. Одна зеленела озимыми, другая желтела скошенной пшеницей. По склонам котловины рос ивняк с редкими невысокими дубками и кустами малины и смородины.

Полстяной, бросив под ноги тряпку, что совсем недавно выполняла значимую роль узла с провизией, предложил перекусить под чахлой сенью дубков и малины со смородиной.

Но над головами заколебавшихся охотников пролетел солидный бекасиный выводок, враз настроив их на нужную волну.

— После, после пообедаем, господа, — почувствовал охотничий азарт Максим Акимович.

Севастьян Тарасович слез с лошади и, подтянув подпругу, выразил общее мнение:

— А то под этой хлипкой сенью и закончится охота…

Все, кроме Зосимы Мироновича с ним согласились, направившись к густеющему вдали жёлто–красному лесу.

В лесу вновь наткнулись на реку.

— Слава Богу, народу, кроме нас, здесь нет, — привязали лошадей к дереву усатые Ивановичи и свистнули собакам.

— Греет как, — прокомментировал погоду один из них.

— Так время обеда уже, — глянул на солнце Полстяной.

— Зосима Миронович, оставайся здесь обоз караулить, а твоих собачек мы заберём, — обрадовал предводителя Максим Акимович.

— Да Бога ради… А то и нога чего–то болит, — подвёл под свою лень и разыгравшийся аппетит медицинскую составляющую, с внутренним трепетом оглядывая пищевое эльдорадо на своей телеге. — А вам, господа охотники, желаю настрелять целую гору болотной дичи: бекасов, дупелей и гаршнепов. Только мнится мне, что сейчас они покинули родное болото и жируют на поросших отавой лугах. Вот я и примечу, когда обратно полетят, где их лучше стрелять…

Не слушая его, охотники разобрали собак и стали расходиться по заросшему камышом и осокой берегу.

— Сынок, ты этим краем реки иди, а я туда, — махнул рукой Максим Акимович, указывая направление.

Глебу было всё равно, в какую сторону идти.

Трезор, как нарочно, увязался за ним и радовался жизни, гоняя двух сеттеров. Охоту собаки и в мыслях не держали, как понял Глеб, а резвились, бегая по мелководью, и даже спугнули многочисленный бекасиный выводок.

«Н-да, управлять собаками явно не получится, — услышал ружейные выстрелы. — А у людей дела идут… — позавидовал, входя по колено в воду. — Хорошо хоть дно песчаное, — осторожно ступал в болотных сапогах, держа перед собою ружьё. — Словно павловец на параде, — то ли хмыкнул, то ли крякнул он, высматривая в прибрежных камышах уток, и слыша несмолкающие уже выстрелы. — По–моему, что–то вон там мелькнуло», — замер, вглядываясь в прибрежные заросли.