Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

— А чего Трепов–то? — полностью поддерживал, особенно после Киева, точку зрения сына Максим Акимович. — Правильно казаки сделали, — буркнул жене.

— Дмитрий Фёдорович приказал расклеить на заборах приказ по войскам.

— Ловко! — по новой наполнил махонькую ёмкость отец, решив взять ежели не объёмом, так количеством. — Приказы войскам стали на заборах писать… Обычно там другие слова пишут…

— А теперь, вместо других слов: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть».

— Силён! — похвалил столичного генерал–губернатора Рубанов–старший.

— И умён! — поддержал отца сын. — Как известно, у стен есть уши…

— Шашкой их изрубить, — дабы что–то сказать, произнёс Глеб.

— По гвардии передаётся диалог генералов Трепова и Мосолова: «В своём ли ты уме? — поинтересовался Мосолов.

— Тот ещё жук! — булькнул в себя рюмочку Рубанов–старший, тут же её наполнив.

— … В ответ Трепов произнёс: «Да, в своём. И эта фраза вполне мною обдумана. Войск перестали бояться. Завтра же, вероятно, придётся стрелять. А до сих пор я крови не проливал. Единственный способ отвратить это несчастие и состоит в этой фразе».

— Действительно умён, — произнёс Максим Акимович, но выпить не успел, ибо рюмка была конфискована и выпита Ириной Аркадьевной.

— … Вот потому–то в этот день ни одного выстрела и не было, — но умозаключение расстроенный глава семейства пропустил мимо ушей. — А ещё митрополит Московский Владимир велел прочитать во всех московских церквях Слово: «Что же нам делать в эти тревожные дни?», вдохновив простой народ на борьбу с крамолой. В «Слове» шла речь о преступных замыслах составителей «Протоколов Сионских Мудрецов».

— Чего–о! — даже поперхнулся Глеб.

— Ты ещё молод, чтоб знать это. Да, папа'? Современные революционные события прямо увязывались с содержанием этих самых «Протоколов».

— Скандал в церковных кругах. Мы с Любочкой обсуждали сию тему, — поразила супруга Ирина Аркадьевна. — Либеральный митрополит Санкт—Петербургский Антоний осудил за это «Слово» митрополита Владимира.

Через день из газет Рубанов–старший узнал, что в отставку вышли восемь министров. Среди них обер–прокурор Синода Победоносцев и министр внутренних дел Булыгин. Трепова сместили с поста Петербургского генерал–губернатора на более скромную должность дворцового коменданта, ведающего личной безопасностью царской семьи.

«Витте либералов назначить решил, — переживал Максим Акимович. — И, как всегда в последнее время, поставил государя в двойственное и затруднительное положение».

Но 25 октября он забыл о политике, о Витте и даже об императоре. В этот день у него родился ВНУК.

«Вот оно, счастье, — умилённо глядел на орущий комочек мяса. — Неужели это маленькое чудо когда–нибудь офицером станет?» — испытывал блаженство от вида своего внука:

— Через сорок дней или чуть позже, крестить поедем… А пока пусть растёт, — отдал команду.

— Распорядился дедушка… А мы и без приказа расти станем, — агукала с малышом Ирина Аркадьевна, млея от счастья.

Потом вместе со второй бабушкой, Ольгиной матерью, перебирали чепчики и купленную впрок и на вырост детскую одежду.

— А чего это у вас, дамы, матроски вульгарные преобладают?..

— А не доломаны гусарские… И лошадь в детской не стоит? — переглянувшись с кумой, засмеялась Ирина Аркадьевна.

— Точно! Деревянную лошадку следует купить, — осенило Максима Акимовича. — Благодарю за подсказку.

— В натуральную величину, — уточнила развеселившаяся супруга.

Аким к этому розовому орущему созданию отцовских чувств пока не испытывал, а готовился отмечать рождение сына в офицерском собрании.

Хрусталь офицеры сушили весьма активно. Поздравления на Акима сыпались со всех сторон.

Затем вызванные солдаты–песенники, поднеся молодому отцу бокал водки, под марш Павловского полка подняли его в положении «смирно» над головами.

Под потолком он «махнул» бокал пшеничной и до конца выслушал марш.

По разумению полковника Ряснянского как–то без огонька и вяло.

— Отставить! — рявкнул он. — Павловцы — кругом молодцы. Что на войне, что в тылу. И дети у них родятся в два раза быстрее, чем обыкновенные, и даже, чем у гусаров. Так выпьем, господа, чтоб и полковником новорождённый стал в два раза быстрее положенного. Ур–ра!

Аким наверху, с трудом удерживая равновесие, под туш оркестра жахнул ещё один бокал, на этот раз шампанского.

После, как водится, пить стали за всё. Даже за сапожную ваксу.

Рубанов–старший в начале ноября, по просьбе барона Фредерикса, поехал в Царское Село.

— Максим Акимович, как я рад вас видеть, — жал ему руку и даже похлопал по плечу министр Двора. — Венценосная семья, узнав о рождении вашего внука, передала подарок, — достал маленькую бархатную коробочку. — Вот этот золотой крестик на цепочке.

Рубанов, вытащив крестик, прикоснулся к нему губами.

— Сделайте одолжение, передайте Их Величествам мою искреннюю благодарность.

— Непременно. Государь завизировал вашу отставку, пожаловав чином генерала от кавалерии. Ну и, разумеется, соответствующим пенсионом. А сейчас, ваше высокопревосходительство, пойдёмте в мои апартаменты, и выпьем шампанского за здоровье новорождённого. Как все догадались — Максима Акимовича Второго. После вашей, произошло море отставок… И не у всех таких почётных… А девятым валом стало увольнение от всех должностей самого великого князя Владимира Александровича.

— Вот уж действительно неожиданное известие, — поразился Рубанов.

— Как здоровье государыни? — когда, сидя перед камином, угощались не шампанским, а коньяком, поинтересовался он.

— Нервничает и переживает, — понизил голос барон. — Из–за болезни цесаревича Алексея. Вы свой человек, вы знаете, — взахлёб делился сплетнями стареющий царедворец. — Поверьте, кроме вас и поговорить не с кем.

Наливали сами — прислугу из кабинета барон удалил:

— Слишком у них длинные языки… А новостей много. Императрица летом сего года приблизила к себе Анну Танееву. Да вы должны знать её. Дочка главноуправляющего Его Императорского Величества канцелярии Александра Сергеевича Танеева и Надежды Илларионовны Толстой. Праправнучки фельдмаршала Кутузова.

— Конечно, знаю. Особенно хорошо — её деда по матери, участника русско–турецкой войны генерал–лейтенанта Иллариона Толстого.

— В январе прошлого года она «получила шифр» и я, по просьбе… не помню уже чьей, назначил её фрейлиной, в обязанности которой входило дежурить на балах и выходах при императрице Александре Фёдоровне. Вот тогда, видно, она и глянулась государыне. Всё лето они музицировали в четыре руки за роялем, чаще всего наигрывая «Лунную сонату», всегда умилявшую до слёз нежную душу императрицы… Да это бы ещё ладно, — не поленился подойти к двери и запереть её. — Первого ноября, во вторник, Николай принял у себя какого–то уродливого.., пардон, юродивого… За текущие три дня я всё о нём узнал. Трепов по моей просьбе расстарался. Некий Гришка Распутин. Крестьянин села Покровского, Тобольской губернии.