Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

— Хороший деревенский запах. А осчастливить вас, мадам, обещал петушком на палочке и розовеньким поросёночком, — перекрестился на три золотых купола и вслушался в весёлый перезвон с колокольни. — Пойдёмте, голубушка, обещанные сюрпризы искать, — подал руку жене и повёл вдоль ряда телег со всякими припасами. — Сударыня, вам случайно кадушка в хозяйстве не нужна? Капустку, там засолить, али внучонка искупать? — поинтересовался у супруги. — Вот, к примеру, рыболовные сети? — расширил перечень товара.

— Поросёночка обещали девушке купить, — развеселилась супруга, когда проходили мимо визжащих в закрытых клетушках поросят.

— А ну его, горлопана. По соседству предлагается богатый выбор калачей, кренделей, баранок и ситного отвесного хлеба. Рекомендую. За уши от калача не оттянешь, — услышали народные припевки под балалайку и гармонь:

— Сударь, впредь будьте внимательны, и садитесь на нужные колени, — хихикнула Ирина Аркадьевна. — А хлеб с кренделями Марфа купит. Ефим собирался её сюда привезти, — миновали мешки с мукой, и, став серьёзным, Максим Акимович повёл жену в церковь, так как оказались в аккурат, напротив раскрытых настежь ворот.

Помолившись и поклонившись родителям, обратно ехали умиротворённые и расслабленные от наступившей жары.

А ночью гремела гроза, и как–то зловеще вспыхивали молнии. По крыше стучал крупный дождь. В открытые после дневного зноя окна влетали мелкие брызги, и пахло мокрой землёй и садом.

Гром разбудил и поднял на ноги всех домочадцев. Кроме грудничков. Те спали беспробудным сном сытно поужинавших и утомившихся за день крестьян.

— То кошка пройдёт — услышат и ревут, а тут гроза разбудить не может, — зашептала мужу Ирина Аркадьевна, навестив в соседней комнате детей.

Настя с Марфой спешили закрыть распахнутые окна, чтоб случайно не залетела молния.

Максим Акимович стоял у раскрытого окна, нежно обняв за плечи жену, и глядел в сад, ощущая, как она вздрагивает от каждого удара грома.

— Стучат что ли? — спросил у неё и пошёл открыть дверь.

— Барин, кажись, в ромашовской усадьбе дом горит, — испуганно зачастил, глотая слова, Ванятка.

Ничего не сказав жене, заспешил к выходящим на Волгу и Ромашовку окнам.

На том берегу ярким пламенем пылал барский дом.

— Навряд это от молнии, ваше превосходительство, — с подсвечником в руке тихо подошёл Антип. — Крестьяне, скорее всего, «красного петуха» Георгию Акимовичу подпустили…

— Завтра навестим бренные останки халупы, — почему–то не очень расстроился Рубанов. — Твой хвалёный моторист–механик, коего из уездного городка привёз, катер до ума довёл?

— Божится, что отладил движок. Вечером глядел, он какие–то полоски на борту краской рисовал, — доложил Антип.

Утром, пыхтя и нещадно пачкая синее небо чёрным дымом, катер бодро летел к противоположному берегу, замедлив на несколько минут бег перед белоснежным пароходом с весёлым народом на палубе, машущим платками и шляпами.

Пропустив пароход и ответно гуднув, катер вновь побежал своей дорогой.

— Вот отчего я рыбы вчера не наловил, — забубнил Иван. — Пароходы, колёсьями своими окаянными, всю её в Волге загубили, — пришёл он к неутешительному выводу. — Одни шелешпёры попадаются, потому что мелкие и пароходов не страшатся.

— А может наживка у тебя не та? — утешил его Рубанов. — На хлеб или червя ловил? Дам тебе Сабанеева почитать. То–то рыбы наловишь.

«Надо же, как воскресный день начался, — обошёл кое–где ещё дымившие головёшки Максим Акимович. — Такой ливень хлыстал и окончательно не потушил, — рассуждал он, совершенно не испытывая жалости к брату и его собственности. — Телеграмму, конечно, придётся дать».

— Керосинчику плеснули? — беззлобно обратился к суетящимся возле пепелища крестьянам.

Ответа не получил: будет ещё всякий чужой барин домыслами заниматься.

Конюшня, куда наведался после пожарища Рубанов, была пуста: «Пусть Георгий приезжает и сам своих лошадей ищет», — направился к катеру.

В понедельник, ближе к вечеру, громко сигналя и шлёпая по воде колёсами, вплотную к катеру причалил небольшой пароход.

На нём прибыл сам губернатор.

Рыбачивший Иван, матерясь в душе за погубленную рыбу и испорченную рыбалку, проводил его по лестнице до дома, по пути рассказывая о сгоревшем в Ромашовке барском особняке.

— И коней увели, нехристи, — подтвердил он.

— На пароходе взвод солдат, — обедая у Рубановых, вещал губернатор. — И полицейские. Сейчас поплыли дознание проводить. Максим Акимович, дорогой, распорядитесь после обеда, чтоб меня на вашем катере на тот берег доставили. Разберёмся, оставим полицейских и дальше тронемся. Не первый это поджёг в губернии. Лично решил удостовериться и впредь пресекать подобные противоправные явления. Отовсюду помещики в губернскую канцелярию жалобы пишут. Правда, сейчас и многие крестьяне грамотные стали, — кивнул на пухлый портфель, оставленный в кресле. — Чтоб зря время не терять, читаю их произведения на пароходе, вникаю и выношу решения. Встречаются прелюбопытные эпистолярные опусы, — промокнул губы, поднялся и пошёл за портфелем. — Иногда даже не для дамских ушей, — поднял волну любопытства в душе Ирины Аркадьевны.

— Сегодня отправил брату телеграмму о случившемся, — не воспринял словесные пассажи губернатора Рубанов, думая о своём. — Вряд ли он приедет из Питера. В Думе заседает.

— Максим Акимович, вы разве не знаете? — неся в вынутой из портфеля кожаной папке какие–то бумаги, промолвил губернатор.

— Извините, а чего я не знаю?

— Государь вчера вечером изволил подписать Указ о роспуске Думы. А Столыпин стал председателем Совета министров. Как мне телеграфировали из Петербурга, здание закрыто и оцеплено войсками. А растерявшиеся депутаты выехали в Выборг, где их не достанет рука российской полиции, дабы там обсудить и продумать дальнейшие действия, — сильно удивил информацией Рубанова. — Но к этому всё шло с самого ея открытия, — сыронизировал он. — Никакого уважения к государю, — уселся на стул, положив на колени папку. — Мне добрый знакомец донёс, что англоман Набоков — депутат этой одиозной Думы, любил прилюдно голосить: «Власть исполнительная, да подчинится власти законодательной…» И этим, разумеется, снискал славу самого либерального из либералов, — засмеялся губернатор. — А их председатель Муромцев требовал, чтоб придворная карета в Царском Селе подавалась первому ему, как представителю народа, а не императору.

— За одно это его в Сибирь отправить следовало. Вот там, перед медведями, и тешил бы демократические амбиции, — высказал свою точку зрения Рубанов.