Селим Ялкут - Братья

— Так они доберутся до нас. — Не выдержал я.

— Почему они нападают на своих? — Произнес некто, неразличимый.

— Свои вызывают большую ярость, нежели чужие. Сирийцы не в ладах с Багдадом из-за основ веры. Измышления проклятого Старца — это их ересь, а багдадцы винят Сирию, здесь они видят ее источник.

— Это нам на руку. — Подсказал человек из темноты. Он вышел чуть вперед, и я увидал на плечах плащ с нашитым крестом, цвет в темноте был виден неотчетливо, я скорее угадал — красный на белой ткани. Я вспомнил рассказ моей Фреины. Эти люди стали появляться в городе.

— Багдад далеко от нас. — Сказал король. — Но есть опасность. Если они одолеют Дамаск, война дойдет до нас. Они разорят Палестину. Что ты думаешь, Артенак?

— Мы должны выступить на помощь сирийцам. Они хотят союзника? Они получат его. Но их победа не лучше поражения, я предпочту, чтобы они опасались нас и не слишком доверяли.

— Это не трудно. — Сказал король — Они хорошо помнят прошлое. А что думаешь ты, Роберт? — Обратился он к рыцарю с крестом на плаще.

— Мы должны получить плату за помощь. Я знаю, какую. У них — голова Иоанна. Пусть выдадут ее. Мы не можем смириться, пока она не попадет к нам. Я видел кисть руки Иоанна в Византии. Двадцать дней я жил ее светом. Я поклялся, мы будем иметь святыню. С ней мы встанем над Римом и Константинополем. И теперь, когда Дамаск просит нас о помощи, мы должны получить свое.

Рыцарь с красным крестом почти кричал. Для несведущих поясню, тело казненного Иродом Иоанна Крестителя чудесным образом сохранилось в расчлененном виде. Кисть его руки, которой был крещен Иисус, хранится теперь в золотом ларце в Византии под опекой Анны — дочери императора. Видно, этот Роберт был важным лицом, если ему дали приложиться к ларцу. Большая честь для избранных. А голова Иоанна, по упорным слухам, хранится в Дамаске. Там не подтверждают, и не отрицают, прячут, будто не веря до конца в своего Магомета. Много раз мы вели переговоры о выдаче, угрожая силой и прельщая деньгами, но они остались глухи.

— Потребовать сейчас, значит, сорвать переговоры. — Сказал король.

— Даже если мы захватим Дамаск, они спрячут голову так, что нам придется разнести город по камню. — Поддержал я.

— Нужно требовать. Мои люди готовы. Или пусть воюют сами.

— А что думаешь ты, Жоффруа? — Спросил король.

— Роберт прав. Пока не вернем святыни, нельзя считать наше назначение исполненным. Но сейчас не время ставить условия.

— Видно, они хорошо кормили тебя в плену. И лишили мужества.

— Или наградили благоразумием. — Подумал я и заспешил на помощь Жоффруа. — Мы не должны ставить условий. Антиохия и Эдесса разрушены землетрясением. Багдадцы пройдут сквозь них, как нож сквозь масло. А сирийцы… не удивлюсь, если такое же посольство они послали им навстречу. Они одной веры, и, если сумеют договориться, все переменится и нас ждет страшная война.

— Боюсь, Артенак прав. — Вздохнул король. — Сейчас их союз кажется невозможным, но кто знает.

— И еще. Даже если они передерутся, на свет выползут негодяи этого Старца. Ему это на руку. А мы окажемся рядом с убийцами, не признающими ни войны, ни мира. У нас не будет покоя в собственном городе.

— Я хочу, чтобы сирийцы заплатили за помощь. — Повторил рыцарь с крестом.

Король внимательно выслушал всех. По пути домой я понял, как стоит поступить и поспешил назад. Болдуин дремал, уронив на грудь голову.

— Мы должны согласиться на союз. — Сказал я. — Но нужно, чтобы не ты, а Жоффруа возглавил войско. Эмир поймет, мы не слишком доверяем ему, и будет вести себя так же. Мы — союзники поневоле. Жоффруа пойдет вперед, а остальные выступят позднее и не станут спешить.

— Ты знаешь, Жоффруа непостоянен, что будет, если злость лишит его рассудка.

— Предоставь это мне. — Попросил я. — Мне кажется, я знаю, как действовать. Назначь на завтра сбор. Жоффруа не упустит случая покрасоваться.

По заведенным правилам, раз в месяц король выбирается из города, чтобы на открытом месте испытать силу наших людей. Там они устраивают скачки, проверяют крепость луков и рубят набитые травой мешки. Рыцари ищут случай отличиться и съезжаются охотно.

А я вновь посетил Миллисенту. Трудно представить себе женщину более взволнованную, когда дело касается событий, выходящих за пределы собственного дома. Она изводилась от нетерпения. Еще бы, за время, пока муж был в плену, эта дама привыкла узнавать новости первой.

— Он должен командовать. — Я рассказал о ночной встрече. Многое Миллисента знала, но явно была не прочь, разузнать больше. Я постарался быть убедительным.

— Но король… — удивленно возразила она.

— Король готов уступить Жоффруа эту честь. Жоффруа поведет первый отряд. С остальными король выступит сам.

— Должна признать, мой муж не слишком осмотрителен. И велико искушение свести старые счеты.

— Ему доставит удовлетворение встретиться на равных. Каждый покажет свою силу, никто не предлагает объясняться в дружбе.

— Мудрый человек. — Миллисента кольнула меня взглядом, и я ощутил себя польщенным. — Хотите, чтобы я уговорила мужа помочь человеку, который держал его в плену? А если они сговорятся?

Я пожал плечами. — Для него это хороший случай удовлетворить самолюбие. Но польза не живет рядом с обидой. Если я не могу объяснить вам, как смогу ему?

— Погодите. — Остановила меня Миллисента. — Давайте вместе решим, что я должна сказать. Но учтите, этот человек перенял от мусульман некоторые привычки.

Я взглядом выразил непонимание. Миллисента вспыхнула, но решила продолжать. — Полагаясь на вашу скромность, я все равно не скажу намного больше. Женщины в этом доме прислуживают не только мне.

Поскольку я действительно выглядел растерянным, Миллисента пояснила. — Мы ведем себя, как прежде, но мне все труднее вспомнить наши счастливые дни. А он совсем забыл о них. — Она говорила, уткнув взгляд на кончики собственных туфель, и только теперь подняла глаза. Раньше я думал, что эта женщина лишь умеет заставить страдать других, теперь понял, что ошибался. Мы оба молчали. — Советник, вы первый человек, с которым я была столь откровенна. Знаю, вашу скромность. Что вам за дело до моей жизни, если она не касается ваших расчетов. А в этом, вы правы, я могу помочь. Муж является ко мне за советами. Он не видит во мне женщину, но готов, как и вы, обсуждать со мной важные дела. Я дорожу его доверием. И я подумаю над вашими словами.

Миллисента помолчала и неожиданно рассмеялась. Женщины, которые привыкли громким смехом привлекать внимание мужчин, не бывают во дворце, по крайней мере, в парадных его залах. Миллисента первая осудила бы такую несдержанность. Потому я был удивлен. Я мог бы, пожалуй, отнести ее веселье на счет своей одежды, если бы не проследил за ней перед визитом.