Александр Артищев - Гибель Византии

Аккынджи обратились в повальное бегство. Выйдя из проломов, защитники преследовали их, увеличивая панику в рядах неприятеля. Возле еще не охваченных пожаром участков возникло чудовищное столпотворение. Стремясь первыми перебраться на безопасную сторону, рослые и сильные воины сталкивали в бушующее пламя тех, кто послабее. Истошные крики заживо сгораемых людей подстегивали остальных не хуже бича.

На стороне турецкого лагеря также поднялось волнение. Воду для тушения пожара таскали из реки во всем, что попадалось под руку: в бочках, в кожаных мехах, в котлах для разогрева пищи, а то и в собственных шлемах. Заступами и лопатами швыряли в пламя землю и песок, сбрасывали вниз тела убитых соратников. Нестерпимое зловоние зависло в воздухе; от сильного жара обугленные тела корчились и шевелились как живые.

Несколько долгих часов продолжалась борьба осаждающих с огнем. От пожара удалось отвоевать лишь небольшой участок рва между воротами Полиандра и святого Романа.

Сказать, что султан был взбешен неудачным штурмом, означало сказать лишь часть правды. В гневе он приказал было подвергнуть примерной казни каждого пятого из числа бежавших за ров. Но вскоре, поддавшись уговорам пашей, изменил решение. От османских полководцев сейчас требовалось, не теряя времени, продолжать натиск, иначе растерянность и страх перед врагом овладеют всей армией.

Спустя час по уцелевшему от пожара проходу двинулись на приступ полки анатолийских санджак-беев. Хорошо вооруженные, выучкой и храбростью мало уступающие янычарам, эти войска не без оснований считались главной ударной силой османской армии и на них, соответственно, возлагались гораздо большие надежды турецких пашей. Это сражение, как и предыдущее, длилось не менее четырех часов. Частично проложенный аккынджи путь облегчил задачу анатолийцам: они без особых потерь преодолели заваленный телами убитых вал и после упорного боя овладели первым рубежом обороны — четырехярдовой стеной. Затем, через еще незаколоченные проёмы в частоколе выбили защитников из сруба.

Но на втором ярусе, там, где дорогу им преградили могучие двенадцатиярдовые стены, атака быстро захлебнулась. Напрасно Исхак-паша плетьми заставлял гнать воинов на приступ: раз за разом анатолийцы накатывались на стены, и разбиваясь о них, как волны прибоя о скалу, отходили прочь, усеивая своими телами подступы к укреплениям.

После очередной атаки они, немилосердно забросанные стрелами и камнями, отступили чуть дальше прежнего. Затем, когда на их головы обрушились струи горящей нефти и греческого огня, отступили на более безопасное расстояние. И наконец, после удачной вылазки горожан через боковые калитки башен, они не выдержали и побежали прочь.

Зря богатырь бейлер-бей осыпал своих воинов проклятиями вперемешку с ударами кривого меча. «Спасай свою жизнь» — довлело над каждым. Но в то же время произошло нечто, похожее на счастливое предзнаменование. Тяжелое ядро, пущеное почти вслепую последней уцелевшей из трех пушек Урбана, угодило прямо в середину земляной насыпи, сооруженной возле недавнего пролома. Поднялось тяжелое облако пыли, по плечами и шлемам осаждающих забарабанили комья земли. Предсказание Лонга сбылось: хлипкое сооружение не выдержало сильного толчка и осело, расползлось по сторонам, открывая взглядам атакующих зияющую брешь в стенах. Воины бейлер-бея поначалу растерялись от неожиданности, затем не менее пяти сотен бойцов, оглушая себя радостными криками, устремились к пролому.

— Ай-я! Город наш!

— Аллах указал нам дорогу!

— Вперед! Бей неверных!

То, что преодолев земляную кручу, они окажутся в устроенной кондотьером ловушке, никто из них и помыслить не мог. Лишь когда первые ряды сорвались в ров, широкой дугой опоясывающий участок пролома, а идущие им вслед полегли от выстрелов в упор из расставленных на валу пушек, анатолийцы в панике подались назад. Но было уже поздно.

Со стен полетели вниз камни и бочонки с порохом, обрушилось содержимое котлов с растопленной смолой, а мечущиеся подобно светлячкам огни факелов помогали городским лучникам правильно выбирать себе цель. Из западни удалось выбраться едва ли десятой части угодивших в нее турок.

Это был конец — удержать спасающихся бегством солдат стало невозможно. Они во весь дух неслись обратно, сметая на своем пути тех, кто пытался остановить паническое бегство.

На правом фланге стен Константинополя турок ждал не менее сокрушительный разгром. Саган-паша сорвал себе горло, пытаясь собрать вокруг себя потерянных в ночной мгле санджак-беев и тысяцких; сумятица была такова, что целые отряды сражались между собой, уверенные, что бьются с врагом. Караджа-бею был уготован еще более неприятный сюрприз: войнуки, подневольные воины-христиане, составляющие почти треть его войска, наотрез отказались идти на приступ, угрожая в случае применения к ним насильственных или карательных мер немедленно перейти на сторону врага.

Ночь кончалась. Полоска неба на востоке стремительно светлела, предвещая наступление нового дня. Османская армия, потеряв в сражении множество солдат, спешно возвращалась на свои прежние рубежи.

— Я не знаю, что мне делать!

Султан метался вдоль шатра, отшвыривая от себя встречающиеся на пути предметы.

— Я думал, что командую армией, но оказалось — стадом свиней!

Военачальники угрюмо молчали, стараясь без особой надобности не поднимать на повелителя глаз. Это еще больше распаляло Мехмеда.

— Я вручил вам огромное войско, опытных и умелых солдат. И что я вижу? Греки жгут вас, как полудохлых крыс, а вы не можете дать им хорошего отпора!

— Еще не все потеряно, мой повелитель, — осмелился подать голос Саган-паша.

— Твои воины не привыкли вести ночные бои и только этим объясняется наше поражение. С восходом солнца мы продолжим натиск и сопротивление неверных будет сломлено. Верь мне, о великий!

— Я больше никому не верю! — кричал Мехмед. — Своими посулами вы заставили меня продолжать войну, я понадеялся на ваши клятвы и пошел на поводу у большинства. Что я получил взамен?

Он бросился на ложе и тяжело задышал.

— Еще одна такая битва — и я лишусь своей армии, — донесся оттуда его страдальческий голос.

Военачальники понурились.

— А вы — своих голов! — добавил Мехмед, приподнимаясь и обводя всех недобрым взглядом.

— Великий султан еще не посылал в бой свою гвардию, — тихо, но достаточно внятно напомнил Караджа-бей. — Там, где не пройдет простой воин, всегда найдет дорогу янычар.

— Что-о….? — задохнулся от гнева командир янычарского корпуса Торгут-бей.

Он сделал шаг к султану и в обвиняющем жесте вытянул руку в сторону паши.