Александр Артищев - Гибель Византии

Орхан нёсся со всей прытью, на которую способны были его длинные ноги, но преследователи постепенно настигали его. Добежав до следующей башни, он заскочил вовнутрь и легко перепрыгнув через тела двух мертвецов, стремглав помчался вверх по железной, оглушительно громыхающей лестнице. Просторная и тяжелая ряса мало подходила для бега по крутым ступеням: очень скоро за спиной послышался настигающий топот ног. В отчаянии принц схватил валяющийся на площадке шестопёр и с размаху запустил его в преследователей. Громкий болезненный вскрик только подстегнул беглеца, но навстречу уже спускались люди, в чьих голосах без труда различались знакомые с детства слова.

Орхан метнулся вдоль узкого коридора, проскочил в открытую дверь, захлопнул ее за собой и быстро задвинул засов. В дверь тут же застучали кулаки врагов. Вскоре грохот стих, послышались приглушенные железом возбужденные голоса. Похоже, монах успел выдать его.

Принц затравленно оглянулся. Комната, в которой он оказался, была маленькой и тесной. В углу лежала куча соломы, помятый шлем, две алебарды и заплесневелые ломти хлеба, оставленные по-видимому отдыхающей сменой стражи. На противоположной от двери стене зиял проем, большой, в половину человеческого роста бойницы, забранной тяжелой железной решеткой. Принц приблизился к амбразуре, откинул засов решетки и распахнул ее.

С головокружительной высоты перед ним предстала скорбная картина. Весь берег был окутан дымом. Маленькие, словно игрушечные, галеры быстро плыли вдоль залива, а на пристани и на берегу метались фигурки людей, в жестах отчаяния протягивающие руки к удаляющимся кораблям.

Орхану на какое-то мгновение привиделась на борту одной из галер сутулая фигура мегадуки, тревожно вглядывающегося в толпу в поисках затерявшегося там принца. Но нет, то был, конечно же, всего лишь обман зрения.

Удары в дверь послышались реже, но сильнее. По-видимому, турки принялись сокрушать преграду чем-то тяжелым, молотом или булавой. Орхан продолжал стоять у бойницы, полной грудью вдыхая свежий морской воздух. Его взгляд бездумно скользил по густым, удивительно белым и пушистым облакам, неторопливо плывущим в безбрежно-голубом пространстве неба.

— Птицы…., - прошептал он вдруг, увидев стремительно несущуюся в высоте крикливую стаю чижей.

— Возьмите, возьмите меня с собой…. Я хочу быть как вы…. улететь, унестись прочь от этого дикого злобного мира…., - бормотал Орхан, раскачиваясь из стороны в сторону.

И в мгновение, когда дверь просела под ударами извне, он сделал быстрое движение и перекинул ноги за край амбразуры.

— Я — птица….! — во всю мочь легких выкрикнул он и взмахнув руками, выбросился наружу.

— Я лечу-у-….! — ликующе звенело него в ушах, когда он с распахнутыми, развевающимися полами сутаны, похожий на огромного подстреленного ворона, камнем падал вниз, на скалистые уступы подножия башни.

На протяжении всего дня участок Морских стен, прикрывающий подступы к заградительной цепи через залив, подвергался особо ожесточенному натиску. Османскому флоту во что бы то ни стало требовалось прорваться в гавань, к удобным для швартовки и высадке солдат причалам. Но овладеть башней Кентария, на которой крепился подвижный конец Цепи, равно как и прилегающими к ней стенами, было непросто. Все попытки штурма кончались безрезультатно.

Не успевали турецкие феллуки приблизится к берегу, как из катапульт с башенных площадок летел в неприятеля меткий град камней и снарядов с зажигательной смесью. Потеряв несколько кораблей, Хамза-бей изменил тактику. Феллуки, собранные со всей акватории прибрежной части моря, загружались с бортов галер пехотинцами и моряками и спешили, несмотря на жестокий обстрел, к стенам города. Иногда, от чрезмерного количества принятых на борт людей, плоскодонки захлестывало водой, переворачивало от близкого попадания метательных снарядов.

В три погибели скорчившись на днищах лодок, воины испуганно блестели глазами и сбивчивым шепотом возносили молитвы к Аллаху. Да, смерть в бою почетна, но с полным ртом воды кормить собою рыб на дне моря? За это шейхи загробного блаженства не обещали.

Чем ближе феллуки подплывали к берегу, тем негостеприимнее становилась встреча. Не успевали воины со вздохом облегчения ощутить под ногами земную твердь, как с высоты стен и башен на них обрушивались увесистые камни, летели стрелы и копья, а железные трубы в прорезях бойниц извергали из себя целые потоки огня и раскаленного песка. Турки метались вдоль узкой прибрежной полосы, пытаясь защититься от стрел горожан щитами, а кое-кто — и телами погибших товарищей; вконец отчаявшись, искали спасения в воде или у подножия башен. Штурмовать стены без осадных приспособлений было невозможно и они гибли почем зря, без пользы и без счета, пополняя собой ряды счастливцев в райских кущах. Лишь когда к берегу на двух галерах сумели доставить осадные лестницы, мусульмане перешли в наступление.

Во второй половине дня, завалив своими телами подступы к стенам, турки были вынуждены ослабить натиск: некоторые из лестниц были попорчены или изрублены в щепы византийцами, другие — оказались непрочны и ломались под тяжестью облепивших их воинов. Но почти в то же время весть о прорыве врага на сухопутных стенах заставила многих горожан покинуть укрепления. Оставив посты, они поспешили по домам, надеясь спасти свои семьи.

Оказавшийся в одиночестве отряд критских моряков численностью менее сотни, еще в течении двух часов сдерживал врага, до тех пор, пока у него в тылу не появились первые группы воинов Саган-паши, движущиеся с верховий залива. Привлеченные шумом сражения, они с громкими криками набросились на моряков. Критяне, зажатые с двух сторон, отступили со стен и заперлись в башнях Алексия, Льва и Василия.

Попытки выбить их оттуда успехом не увенчались.

Время шло и даже командиры сотен начинали роптать. Саган-паша, кипя от бессильного гнева, то и дело мерил башни взглядом, прикидывая успех новой атаки. Посылать людей на штурм, заранее обреченный на провал, паша не хотел. Выставлять себя в смешном свете, в уже захваченном городе осаждая три башни с запершимися там христианами? Забыть бы про них, послать к сатане ту горстку упрямцев, но как знать, что может вдруг взбрести в головы этим безумцам.

В то же время он понимал, что терпение его солдат быстро истощается. Многие с неприкрытой завистью посматривают в сторону города, где их собратья по оружию упоенно предаются разбою. Послать их вновь на штурм? В любом случае задача не из легких и без принуждения уже не обойтись. Кому же захочется погибать в самом конце сражения, увеличив своей смертью долю остальных?