Серж Арденн - Герцог Бекингем

В небольшом, закопченном темном помещении, придавленным низким, просевшим потолком, что придавало ему сходства, скорее с сараем, чем с обеденным залом, у стола, освещенного тусклым светом, проникавшим через пролом в стене, в котором с трудом угадывалось окно, сидели двое. Не обнаружив в задымленной лачуге иных персон, на которых могли бы распространяться подозрения, офицер повеселел. Улыбка палача, подымающегося на эшафот, где его ожидает беззащитная жертва, посетила лицо офицера. Безмятежность, царившую в трактире, сменила тревога, внезапно ворвавшаяся как февральский ветер и наполнившая помещение угрожающим лязгом доспехов и бряцаньем оружия. Лабордемон упиваясь собственной значимостью, подошел к столу, вглядываясь в лица незнакомцев.

– Ба! Кого я вижу!

Вдруг воскликнул стражник.

– Вот так встреча! Не ожидал в эдакой глуши, встретить столь достойных господ.

Нарочито заискивающий тон и чрезмерная любезность, источаемые лейтенантом не предвещали ничего хорошего, о чём враз догадались мушкетеры. Атос незаметно взвел курок, торчащего за поясом пистолета, а Арамис положил руку на эфес шпаги, с неменьшей любезностью ответив.

– Ваше присутствие в сём прелестном заведении, для нас так же приятная неожиданность, месье лейтенант.

Глаза Ламбордемона вспыхнули неистовым огнем, происхождение которого вполне понятно каждому проживавшему в те далекие времена в славном Париже.

Дело в том, что мушкетеры короля, впрочем, как и гвардейцы кардинала пользовались весьма дурной славой (причины происхождения которой, мы постараемся до вас донести в следующих главах) не только среди жителей «Города Лилий», но и среди большинства армейских офицеров, считавших этих заносчивых и обласканных сильными мира сего счастливчиков, баловнями судьбы, с чем всегда трудно смериться людям, не попавшим в их число. И вот сейчас, когда во власти презренного лейтенанта городской стражи, до исступления ненавидевшего людей в лазоревых плащах, оказались два господина представлявших сию элитную роту, Ламбордемон испытал упоительный миг расплаты.

– Что ж, в таком случае, если мы питаем друг к другу столь нежные чувства, я бы хотел вам предложить небольшую прогулку, разумеется в моём обществе и под охраной этих бравых молодцов.

Кивком головы, офицер указал на свирепых вояк, выстроившихся за его спиной.

– Вы намерены нас арестовать?

– О вашей сообразительности ходят легенды, любезный Арамис.

Гримаса, исказившая лицо лейтенанта, не позволяла усомниться в серьезности намерений.

– И в чем же нас обвиняют?

Произнес мушкетер, пытаясь казаться невозмутимым.

– В посягательстве на честь Его Величество, короля Франции!

Арамис вскочив на ноги, гневно прокричал:

– Но это уж слишком, и вы, после того как недоразумение будет исчерпано, ответите за всё!

– Не щеголяйте своей дерзостью шевалье, у меня достаточно резонов, что бы засадить вас в Бастилию до скончания века.

Осознав, что инцидент зашел недопустимо далеко, Атос, счел необходимым вмешаться в разговор.

– Господа, не будем ссориться, пока это возможно. Лучше, лейтенант, потрудитесь объяснить поподробнее, в чём состоят обвинения?

На лице лейтенанта вспыхнула ужасающая улыбка.

– Я не нахожу возможным, изложить вам причины которые вынуждают произвести арест. Могу лишь сказать, что по приказу Его Величества я обязан брать под стражу всех подозрительных, кто следуют по гаврской дороге, а что касается лично вас, господа мушкетеры.

Он перешел на шепот, нарочито театрально разыгрывая гнусное представление.

–…то раскрою вам секрет: вы не просто подозрительны, у меня есть доказательства, позволяющие возвести вас на эшафот.

Он обернулся к солдатам и поставленным, командным голосом, отдал приказ:

– Взять их!

Стражники, словно свора разъяренных псов, казалось, только и ждали подобной команды. В тот же миг мушкетеры были окружены, и, осознав, что сопротивление бесполезно, позволили беспрепятственно себя обезоружить. Под конвоем, Арамиса и Атоса, препроводили в тюремную карету, и как только стих грохот засовов, Ламбордемон, на лице которого восторжествовал образ триумфатора, скомандовал:

– Вперед, в аббатство Жюмьеж.

1 Экю – название средневековых золотых и серебряных монет Франции. Свое название получили по изображению щита, на одной из сторон монеты.

2 Годендаг (нидерл. goedendag, букв. «добрый день») – средневековое древковое оружие ударноколющего действия: тяжёлая дубина в рост человека с расширявшимся вверху древком, окованным железом и снабжённым острым шипом. Наибольшее распространение получило во Фландрии XIV века.

3 кабассет(фр. cabasset) – металлическое наголовье (шлем) с круглой высокой тульёй и небольшими полями.

ГЛАВА 13 (72) «Стихи Франсиско де Кеведо или Луна для влюбленных»

ЮЖНАЯ ФЛАНДРИЯ.

Выбранные Дордо дороги, что лежали вдалеке от большого гаврского тракта, и были едва пригодны для перемещения, превратили вояж в сущий ад, но, как и обещал капрал, беспрепятственно привели путешественников к постоялому двору «Гусиная шейка». Именно этот неприветливый рубеж, вновь вверг капрала в глубокую сосредоточенность лазутчика прибывающего в тылу врага. Веселость и беззаботность пикардийца улетучились, он, как прежде обрел настороженное спокойствие, скрывавшее под собой наблюдательность и недоверчивость. Его глаза, по мере приближения к ферме, с высоты кучерского сидения, всё усерднее шарили по окружавшим дорогу ландшафтам, повсеместно выискивая на пути нечто вызывающее подозрения.

Наконец он скомандовал «Стой», и Люмье, потянув за вожжи, заставил экипаж остановиться, прямо посреди узкой дороги, в том месте, где она примыкала к гаврскому тракту. Дордо ловко спустился на землю и постучал в дверцу кареты, за которой слышались голоса его хозяина и мадемуазель Камиллы. Из окна, освобожденного от бархатной занавески, показалась счастливая физиономия Буаробера, так некстати отвлеченного слугой от приятной беседы с прекрасной девушкой. Он с упреком оглядел толстяка, не понимая, по какому поводу тот посмел потревожить его.

– Франсуа, как я погляжу тебе весело?

– Мне кажется, что это никоим образом тебя не касается.

В несвойственном ему тоне ответил приор.

– К тому же, хоть мне и весьма неловко вам это напоминать, но вы всё ещё мой слуга, а не необорот.

– Презрения достоин высокий ум, примененный для низких целей.

Прищурив глаза, приор, в ответ, злобно пршипел:

– Потрудись впредь держать при себе подобные умозаключения.

– Но это твоё суждение.

– Вот именно! Неуместно изреченная, тем более чужая мысль – это гнусность!

– Будь по-твоему, я пересмотрю своё отношение к мудрости, особенно к сомнительным апофегмам. А сейчас, я попросту посчитал нужным, сообщить тебе, о моём намерении отправиться в «Гусиную шейку.