Иван Виноградов - Подробности жизни

Виктор решил выждать и присел на свою койку, пока что неразобранную. Заодно услышал еще одну байку:

— Я в отпуск в Карелию езжу, так там тоже всякие случаи бывают. Колхозные рыбаки натаскали как-то неводом три лодки рыбы, ведут этот караван к родному причалу и вдруг видят — медведь плывет. Голова огромная, с сединой уже, глазки маленькие, хитрые. Бригадир, карел, говорит: «Всякую рыбу и всякого зверя ловил, осетра даже помню, а вот медведя поймать не выходило. Давай, ребята, бросай невод!» Остальным тоже захотелось потешиться после хорошего улова. Начали выбрасывать невод и обходить катером вокруг зверя. Запутали мишку, подтянули к борту, а он сеть порвал — и в катер! Рыбаки в воду посыпались, стащили с себя сапоги и к лодкам поплыли. Мишка — за ними. Как доплывет до лодки — опрокинет ее. И все за бригадиром охотится. Еле спасли его. Но уж прописали: «Наигрался, старый дурак? Столько рыбы потеряли, нейлоновый невод загробили…»

После того как здешние рыбаки вдоволь посмеялись над карельскими, хлопнула дверь «гостиницы», и вошел Димаков.

— Что за шум, а драки нет? — крикнул он от порога.

— Тебя ждем, Гена… Заходи байки послушать, — стали его зазывать.

— Слыхал я их! — ответил Димаков, все равно как выругался. Потом по-сержантски рявкнул: — Шувалов — на выход! Где ты там запрятался, мать твоя эфиопка?

— Иду, иду, не шуми, — отозвался Виктор из своего уголка, откуда ему совсем уже не хотелось уходить. Наклонился к Андрюшке: — Ты засыпай потихоньку, я скоро вернусь.

— Подожди, пап! — задержал его сын, и по его тону Виктор понял, что он хочет сказать что-то важное для себя. — Ты знаешь, чего мне хотелось бы? — продолжал Андрюшка доверительным вечерним шепотком.

— Нет, не знаю пока.

— Чтобы у нас с тобой была лошадь.

— Где же это? В ванной, что ли?

— Да нет! Пусть бы она жила где-нибудь, а мы к ней приезжали, кормили хлебом. Она бы узнавала нас…

— Фантазер ты мой! — Виктор растрогался и присел на койку сына, не зная, что и сказать, но понимая, что надо хоть что-то сказать. — Ты спи пока что. И пусть она тебе приснится.

— А это совсем нельзя, чтобы она была у нас? — огорчился сын.

— Надо подумать, — отвечал Виктор. И неожиданно пообещал и сам чуть ли не поверил, что можно действительно что-то придумать: — Утром мы поговорим с дядей Геной.

— Ты сейчас с ним поговори.

— Сейчас он пьяный. Может наобещать, а потом все забудет.

— Тогда утром, ладно?

Димаков поджидал Виктора за дверью, и там сразу налетел на него, схватил «под микитки», начал дурачиться.

— Думал сбежать, да? Не выйдет! У меня нюх на это. Я знаю, когда от меня хотят сбежать. Наталья один раз попробовала, так до сих пор помнит… Слушай, а как у тебя с Тоней? — вдруг озарила его такая мысль. — Все по-голубиному?

— Семья есть семья. Всякое бывает.

— Ну, слава богу! А то я все думаю, что ты совсем святой.

Кажется, он успел немного потрезветь и готов был спокойно поболтать. На крыльце-веранде он подвел Виктора к перильцам и начал уже в подробностях рассказывать и показывать, как он встречал здесь, много лет назад, жениха Натальи — зоотехника Муравлешкина.

— Видишь, там на полянке пень широкий белеется? Я его называю «Лев Толстой», потому что от него целая борода корней отходит. Так вот, это дуб был, большой, старый, сто тридцать пять годовых колец насчитал я, когда спилил его.

— Зачем спилил-то? — спросил Виктор.

— Надоел он мне! — отмахнулся Димаков. — Стои-ит, понимаешь!.. Но ты слушай дальше. Там, значит, дуб, а справа от него, если от нас смотреть, этот псих Натальин надвигается…

Димаков стоял уже в стойке стрелка: левая рука с открытой ладонью выставлена вперед, правая с согнутым указательным пальцем — возле плеча… Вот он дернул этим согнутым пальцем… и на крыльце словно бы полыхнуло что-то, но не огненное и не жаркое, а скорее темное и холодное, как дыхание зимы посреди лета. Виктору даже крыло какое-то померещилось в этих легких августовских сумерках — прозрачное, как пленка; вроде бы оно-то и обдало его зимним холодом. А Димаков в этот же самый момент отмахнулся от чего-то рукой — от крыла ли, от комаров или от худой мысли…

— Забудь ты об этом, Гена, — посоветовал Виктор.

— Я ничего не забываю, Шувалов, учти! — неизвестно с чего окрысился Димаков.

— Не разжигай, не копи в себе… — Виктор хотел сказать «злобу», но слово это показалось ему сейчас опасным, как детонатор рядом со взрывчаткой.

Димаков, однако, все понял.

— А ты не копишь? — повернулся и приблизился он к Виктору лицом, будто хотел получше разглядеть его. Крупные димаковские глаза при теперешнем чуть призрачном освещении выглядели неживыми, все равно как искусственными, и были страшноваты.

— Стараюсь не копить, — сказал Виктор.

— Стара-аешься… — протянул Димаков. — Все мы стараемся…

Димаков пьяно сжал челюсти и, опершись руками на перильца, стал смотреть на свою полянку со «Львом Толстым» в центре. Что прокручивалось в его затуманенной голове, никто не догадался бы, но думал он, оказывается, о серьезном.

— Ты мне скажи, — проговорил он, — каких людей на земле больше?

— Хороших, — конечно, — ответил Виктор.

— Таких, как я! — поправил его Димаков. — А я какой, по-твоему?

— Нормальный… когда не пьяный.

— Пьянку оставим… Я — как все, вот что я хочу сказать. И мы — сильнее всяких там святых и непьющих.

— Давай поборемся, — толкнул его Виктор плечом.

Димаков неожиданно вздрогнул и шутки не принял.

— Ты лучше не связывайся со мной! — предупредил. — Ты меня не знаешь.

Виктор усмехнулся:

— Слушай, а что это мы с тобой, как только сойдемся, так начинаем спорить, доказывать, выяснять отношения? Делить-то нам нечего.

— Значит, сидит что-то в подкорке, — усмехнулся, вроде бы отмякнув, и Димаков.

— Где? Где? — переспросил Виктор.

— В подкорке головного мозга.

— Ты растешь!

— Ну дак… С ученым народом общаюсь как-никак. База-то моя принадлежит НИИ. Сюда такие мужики приезжают — я те дам! Их послушать… жить не захочется.

— Что-то совсем непонятно.

— Они все знают, гады, и все предсказывают. Засорение среды, искажение природы… и самого человека тоже! Конец света неминуем — учти!

— Это попы, а не ученые.

— Никак нет. Эмэнэсы и даже профессора попадаются… Ну, пойдем в дом! — позвал он не слишком учтиво, вроде как приказал даже.

Виктору тоскливо подумалось, что не надо бы ему сейчас идти, пора бы уже расходиться, но опять не сумел сразу отказаться, промедлил и поплелся следом за хозяином в дом. А там пришлось сесть за стол. Димаков сел рядом и сразу опрокинул недопитый Натальин стакан, уже не настаивая, чтобы выпил и гость. Он не мог никого ждать, у него, как видно, горело внутри.