Иван Виноградов - Подробности жизни

Выпив, он посидел несколько времени молча, глядя прямо перед собой, но мимо Натальи, уныло, бочком примостившейся напротив. Она сидела вроде как не у стола, а так, поблизости, в готовности — как дежурная официантка на затянувшемся ужине.

Димаков поиграл желваками и вдруг спросил Виктора:

— А теперь говори — зачем приехал?

— В лес приехал, — растерянно ответил Виктор.

— Ко мне зачем? — повторил Димаков.

— Гена, ты что, уже совсем? — встрепенулась дежурившая Наталья. — Человек в гости приехал, а ты…

— Цыц, баба! — беззлобно остановил ее Димаков. — Я знаю… и он тоже понимает, о чем я говорю.

— Убей не понимаю, — помотал Виктор головой и еще раз пожалел, что не отстал вовремя от пьяного.

— Убивать не будем, — продолжал Димаков, — а зададим наводящий вопросик: это ведь ты завалил Юлию Борисовну и ее команду?

— Пожалуй, что не всю… — проговорил Виктор и посмотрел на Димакова повнимательней.

— Вот-вот! И теперь приехал доразыскивать остальных. Так?

— Здесь… доразыскивать?

— А почему бы и не здесь? — не унимался Димаков. — Это была шикарная женщина с дальними связями. Не женщина, а фирма. Через нее можно было достать и продать все, что твоей душеньке угодно.

— Она свое получила, — сказал Виктор.

— Но ты говоришь — не все получили.

— Это уже не моя забота.

— Ты меня извини…

— Ты меня тоже, — подхватил Виктор. — И позволь мне уйти спать.

— Нет, посиди! — Димаков положил свою сильную руку на плечо Виктора и придавил его к стулу.

Виктор не без труда снял с плеча эту словно бы окостеневшую руку и встал. Поднялся, двинув от себя стул, и Димаков. Они стояли теперь друг против друга и все еще не развели сцепившиеся руки. Стояли как великие друзья, которые не могут распрощаться и разойтись. Или мерялись силой. Неотрывно смотрели друг другу в глаза. Пьяный и трезвый опьянели тут почти одинаково, и первой все поняла и оценила Наталья, лучше других знавшая своего мужа. Она, правда, не вскочила, не закричала, а просто поднялась со своего места и подошла к мужу.

— Гена, посмотри на меня! — потребовала она.

— Говорят тебе — цыц!

— А я тебе говорю: не кричи! — не отступила Наталья. — Дети спят, и за стенкой все слышно. Что скажут люди? Егерь — пьяница, скажут.

— Рыгал я на то, что скажут! — продолжал куражиться Димаков. — Позволю им завтра убить кабана — сами напоят и песенку споют… про крокодила Гену.

— Все-таки лучше по-тихому, по-хорошему, — постепенно «отводила» Наталья мужа от Виктора.

Виктор понял это, перестал состязаться с Димаковым в силе, и тот тоже отпустил его руку.

— Ну, спокойной ночи, хозяева! — сказал Виктор и пошел к двери.

— Стой! — окликнул его Димаков.

Виктор не обернулся.

А когда был уже на крыльце, Димаков начал что-то кричать, но уже не понять было, грозит ли он вдогонку гостю или набросился на жену.

— Что это наш егерь там расшумелся? — спросили Виктора, когда он вошел в большую, похожую на казарму комнату к рыбакам.

— Перебрал, — ответил он.

И услышал из разных мест, с разных коек:

— Многовато принимать стал.

— Такая должность: кто ни приедет — старается угостить.

— В общем, кто где работает, там и спивается.

— Ребята, а вы не помните, кто ему сегодня сунул бутылку водки?..

Виктор подошел к Андрюшкиной койке, наклонился и послушал, спит ли он, потом разобрал свою постель и лег. Как в молодые годы, после трудной игры или напряженной тренировки, сделал глубокий вдох, а потом медленный выдох. Но это не освободило его от нервного возбуждения, как освобождало тогда от физического. Он чувствовал, что сейчас между ним и Димаковым произошло что-то серьезное, может быть что-то окончательное. Наступала ясность. Наступала — и не радовала… Уж не ждал ли, не искал ли он здесь другой, доброй ясности?

Он проснулся оттого, что услышал рядом суетливую возню и невнятный шепот. Приоткрыл глаза. Его сосед, сидя на койке, торопливо натягивал тесноватые для него резиновые сапоги и через плечо переговаривался со своим соседом по койке:

— Значит, на одной пойдем?

— Как договорились. Но все, что возьмем, — пополам!

— А если у тебя больше окажется?

— Считай, что тебе повезло…

Было похоже, что эти люди собирались на какое-то тайное дело и потому разговаривают полунамеками, понимая друг друга с полуслова.

Так же поспешно поднимались и одевались остальные постояльцы. Виктор уже понял — они боялись прозевать свою заветную зорьку, понял и позавидовал, пожалел, что сам до сих пор не увлекся рыбной ловлей. Собирался бы сейчас вместе со всеми. Приучил бы и сына. И возвращались бы они домой не только с «полным мешком впечатлений», но и с уловом.

Рыбаки покинули базу быстро и организованно, как десантники, завидевшие перед собой туманный предрассветный берег. А на Виктора вновь накатила мягкая волна дремы, и дощатый деревянный потолок над ним плавно поплыл, потом закачался, как бы возвращая его к поре беспамятного детства, в деревенскую зыбку, которую он только видел однажды, но себя в ней, конечно, не помнил. Куда лучше помнилась ему матросская койка в часы морской качки, да и то уже забывалась. Со временем все пережитое, забывается или отодвигается в дальние, не каждодневной надобности, отделы памяти, где всему устанавливается свой черед и каким-то удивительным образом сохраняется живая связь с продолжающейся повседневной жизнью, чтобы в нужный момент могло выскочить оттуда необходимое воспоминание, напоминание, предостережение. Все там пронумеровано, закодировано и сохраняется до своей поры…

Во второй раз Виктор пробудился уже при солнце, как бы вместе с ним народившись, — свежий, радостный, готовый на добро.

Он сел на койке и начал не спеша одеваться, поглядывая на сына. Но сын так умаялся за вчерашний день, что и не думал просыпаться. А будить его жалко было. Пусть как следует отоспится, пусть ему всего достанется здесь вдоволь.

Вышел на крыльцо один. Поляна перед домом вся была в сизой прохладной росе, пахло свежестью, лугом и лесом. Из-за угла дома вышла Наталья с почти полным подойником молока в руке, весело поздоровалась. Чувствовалось, что у нее тоже было хорошее и легкое утро. А может, здесь, на земле дедов, и всегда так?

Виктор спросил, как чувствует себя хозяин-единоначальник.

— Потягивается, — отвечала Наталья с какой-то всепрощающей беззаботностью. Потом все же пожаловалась: — Прямо беда с ним! Неделю не пьет — человек человеком, а как приедут гости, как зальет глаза…

Она и пожаловалась и заодно сгладила, объяснила вчерашнее шумное поведение мужа, и тут же перевела разговор на другое:

— А что же не рыбачите?

— Да как-то не пристрастился, не научился.