Амаяк Сирас - Арарат

Ему почему-то не хотелось задерживаться на этой мысли. Несмотря на всю свою занятость, Асканаз временами остро чувствовал одиночество. Кто же та, с которой он отныне может связывать свои надежды? Перед его глазами встал образ Оксаны… Сколько невысказанной нежности было в ее печальном взгляде! Несколько дней, проведенных вместе накануне войны… потом тяжелые дни отступления… Асканазу никогда не забыть этого! Не забыть и того, как он тайно пробрался в город, чтобы навестить Оксану. Она такая беспомощная, так нуждается в поддержке и заботе. А ведь в утешении и заботе нуждается и сам Асканаз. Оксана тянется к нему всей душой, он это чувствует!..

До условленного срока оставалось двадцать минут…

В дверь постучали, и лицо Асканаза прояснилось при виде Нины. Глядя на покрасневшие от бессонницы глаза Асканаза, на его осунувшееся лицо, Нина почувствовала укор совести: ей хотелось просить прощения у Асканаза за то, что она однажды усомнилась в нем.

Асканаз заботливо справился о Диме и улыбнулся так светло, что на лице Нины невольно появилась ответная улыбка.

— Ну, а как Григорий Поленов?

Она с озабоченным видом рассказала, что Поленов после освобождения Сталинграда участвовал в боях за Ростов и со своей частью форсировал реку Миус. От беженцев Поленов узнал, что Тоня умерла в Германии: у нее были преждевременные роды, ребенок погиб, а сама она истекла кровью…

— Да, нелегко Поленову… — задумчиво сказал Асканаз.

Он взял Нину за руку, заглянул ей в глаза и сказал:

— Мне нужна безотказная — вы понимаете это? — безотказная связь.

В то время как рота Игната Белозерова подступала к станице Верхне-Баканской, вызывая замешательство в стане врага, штурмовая рота Гарсевана Даниэляна карабкалась вверх по склонам высоты Долгая; впереди шел взвод Унана Аветисяна.

Вначале рота Гарсевана не добилась успеха: ураганный огонь фашистов прижимал ее к земле. Гарсеван, получив приказ от командира дивизии действовать более решительно, подполз к Унану и Абдулу.

— Уже больше часа мы поднимаемся на высоту, а она все еще в руках фашистов, — с раздражением сказал он. — Выполнение задачи срывается из-за двух проклятых дзотов. Тебе с твоим взводом, Аветисян, поручаю во что бы то ни стало заставить их замолчать!

Унан переглянулся с Абдулом и решительно сказал:

— Будьте спокойны, товарищ комроты: сейчас ребята получат дополнительные диски и патроны, и мы уже не остановимся!

— Клянусь солнцем, высота будет нашей! — подтвердил Абдул.

Гарсеван одобрительным взглядом окинул Унана и Абдула и так же ползком вернулся на свой КП.

— Ну, Абдул, — сказал, нахмурившись, Унан, — ты переходи направо и скажи ребятам, чтобы не отставали от нас!

Унан начал подниматься по склону, пользуясь, как укрытием, каждой щелью и каждым кустиком. Справа карабкались Абдул и Лалазар, с другой стороны — Зарзанд и Аракел. Рассыпавшись по склону, следовали за ними остальные бойцы. Унан полз по склону, и в сердце у него клокотала ярость: перекрестный огонь вражеских пулеметов прижимал бойцов к земле, не давал им окружить дзоты.

— До каких же пор!.. — бормотал он сквозь зубы, упрямо продолжая подниматься.

Близко, еще ближе… Унан вырвал связку гранат из-за пояса и, размахнувшись, швырнул в амбразуру. Пулемет умолк.

— Вперед! — загремел голос Унана.

Бойцы взвода снова начали карабкаться вверх. Но вдруг бешено заработал пулемет из амбразуры второго дзота. Воодушевленный примером Унана, Абдул вырвался вперед, но не успел сделать и двух шагов, как упал и скатился под ноги Унану. Лишь на одну секунду Унан смог заглянуть в его глаза. Выпачканной в земле рукой он провел по лбу Абдула и взял связку гранат из его разжавшейся руки. Вдруг послышался сильный взрыв: Аракел, уже подобравшийся к дзоту, приподнялся на колени и взмахнул рукой со связкой гранат; из щели амбразуры вырвалась огненная струя, гранаты в руке Аракела взорвались, и он исчез в столбе земли и осколков камня…

Казалось, фашистский дзот торжествует: пули советских бойцов скользили по его бетонированным бокам,: и в треске его пулемета слышалось злорадство.

Стиснув зубы, Унан упрямо пополз к фашистскому дзоту. Пуля впилась в его тело, из раны хлынула кровь, но Унан не чувствовал боли… Все еще не выполнили боевого задания. «Должны выполнить!» — шепнул он сам себе пересохшими губами и повелительно крикнул:

— Окружить дзот! Он должен умолкнуть!

Первым вскочил на ноги Лалазар. Его примеру последовали остальные. Глаза Унана блеснули, — да, товарищи не подведут! Вот упал один, еще один… И все же они двигаются вперед, вперед! Они знают, что назад дороги нет: ждет Гарсеван, ждет вся часть… Несколько бойцов залегли… вот залегли все…

Унан собрался с силами и снова начал карабкаться вверх. Вот он, дьявольский дзот, неумолкающий пулемет, плюющий смертью!.. Довольно, больше нельзя терпеть! Унану вспомнились первые дни войны, Ереван, сквер Флора, девчурка с букетом цветов… Он метнулся вперед, подтянулся к щели амбразуры и схватился за злобное дуло, заграждавшее путь его товарищам.

— За тебя…

Последним нечеловеческим усилием он кинул тело на дуло пулемета и грудью закрыл его отверстие. Прогремела последняя очередь, раскаленное горло чудовища захлебнулось кровью и умолкло навсегда.

Советские часта заняли маленькое село Гайдук, расположенное между высотой Долгая и станицей Верхне-Баканская. Остатки разгромленного гарнизона Верхне-Баканской в беспорядке отступали к Таманскому полуострову. Работники санбата перебрасывали раненых на медпункты и подбирали тела убитых, чтобы предать их земле на склоне занятой высоты. Гарсеван подошел, постоял перед братской могилой и шепотом спросил Лалазара — одного из уцелевших во время штурма высоты Долгая.

— А где же Аракел?

— Он подорвался на гранатах… — и Лалазар показал на ящик с останками Аракела.

Потрясенный Гарсеван закрыл руками лицо…

Весть о подвиге Унана Аветисяна с быстротой молнии распространилась по всей дивизии.

На рассвете-следующего дня в селе Гайдук собрались бойцы, крестьянке, станичники Верхне-Баканской и спасенные из фашистской неволи военнопленные.

Гарсеван, Игнат, Вахрам и Лалазар осторожно опустили гроб с телом Унана на землю, рядом с вырытой могилой. Среди провожавших Унана в последний путь были также Асканаз Араратян, Мхитар Берберян, корреспонденты дивизионной и армейской газет, между ними и Вртанес.

Военный оркестр тихо играл похоронный марш.

У открытой могилы выступили с прощальным словом Мхитар Берберян, старый колхозник — уроженец Гайдука, Лалазар… И все же хотелось добавить что-то, чего еще никто не оказал.