Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]
- Название:Партизанская музыка [авторский сборник]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:5-270-00041-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник] краткое содержание
О юноше, вступившем в партизанский отряд, о романтике подвига и трудностях войны рассказывает заглавная повесть.
„История неоконченного поиска“ — драматическая повесть в документах и раздумьях. В основе ее — поиск партизанского отряда „Мститель“, без вести пропавшего в августе 1942 года в карельских лесах.
Рассказы сборника также посвящены событиям военных лет.
Д. Гусаров — автор романов „Боевой призыв“, „Цена человеку“, „За чертой милосердия“, повестей „Вызов“, „Вся полнота ответственности“, „Трагедия на Витимском тракте“, рассказов.»
Содержание:
Партизанская музыка (повесть)
Банка консервов (рассказ)
Путь в отряд (рассказ)
История неоконченного поиска (повесть в документах)
Партизанская музыка [авторский сборник] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Давным–давно я знаю, что это легенда, ибо сама обстановка, когда противник подхлестывает смертельными очередями, обтекает справа и слева, для подобного прощания не оставляет и минуты, но все же я никогда не скажу, что это неправда. Более того, когда приходится выступать перед школьниками, вспоминать войну, я слово в слово повторяю эту историю, ибо реальная правда о гибели Кочерыгина, наверное, мало чем отличалась бы от нее, но нам она недоступна, а эта трогательная легенда является единственной посмертной наградой моему бывшему помкомвзвода…
И вот такой случай…
— Скажите, вы были в Вороньем острове в марте сорок третьего? Вы помните ту зиму?
— О, еще бы! Это была неприятная зима. Ее трудно забыть.
— Почему?
— Всю зиму мы не знали покоя. Даже спали не раздеваясь. Начиная с января, когда партизаны разгромили гарнизон в Линдоме. Каждую ночь ждали нападения. Это было хуже, чем на фронте. Там хотя бы знаешь, где противник.
— Скажите, а на ваш гарнизон были нападения?
— Да, конечно. И не один раз. Мы даже спали не ночью, а днем. Ночами дежурили у огневых точек.
— Жаль, что мы тогда не знали этого!
Эта фраза вырвалась у меня невольно. Если бы при этом я улыбнулся, то она легко бы сошла за милую шутку. Но улыбаться мне, честно говоря, не хотелось. Я весь был в том времени и с горечью думал, что мы действительно знали о противнике непростительно мало и за незнание расплачивались жизнями.
Мне было о чем сожалеть. Этот бывший солдат сидел в своем гарнизоне за колючей проволокой, смотрел сквозь бойницу дзота на темный карельский лес, думал о доме и был, конечно же, счастлив, когда наша атака на гарнизон провалилась, так и не начавшись. Они первыми открыли огонь. Он бил из пулемета, или автомата, или винтовки по колеблющимся в свете ракет белым фигурам на опушке леса и сам не знал, сколько пуль нашли желанную для него в тот момент цель.
Мой собеседник, смущенно улыбаясь, переводил взгляд с Олега на меня. Он не понимал, чем вызвана заминка в разговоре, и учтиво ждал.
— Олег, спроси, помнит ли он бой в последние дни марта? Был ли он тогда в Вороньем острове?
— А как же? Конечно, был. Хорошо помнит. Это был очень успешный бой… Прошу простить — для финнов успешный.
— Где находились вы в тот момент, когда взлетела первая осветительная ракета? Еще до начала стрельбы… Где именно?
— Их казарма размещалась в самом центре, рядом со штабом. После полуночи он готовился к выходу на патрулирование по озеру, когда по телефону из дзотов сообщили, что большой отряд партизан вышел на берег и надо ждать нападения.
— Значит, вы знали заранее?
— Да, мы сразу же заняли оборону.
— Кто сообщил это?
— Он не знает. Такому большому отряду трудно выйти на берег незамеченным.
— Скажите, кто–либо из партизан попал к вам в плен в ту ночь?
— Нет, пленных не было. Вернее, был один раненый, но он сам погубил себя.
— Как, каким образом?
— Его взяли на берегу. Он был живой, но без сознания. Погрузили на санитарные нарты, потянули к дороге. Хорошо не обыскали, взяли лишь пистолет. Он очнулся и подорвал себя гранатой. Двое солдат, тянувших его, получили ранения… Как видно, он не был похож на этого смиренного ангела!
Финн кивнул на картину и с улыбкой ждал, как я прореагирую, когда Олег переведет мне его шутку. Мне было не до шуток, но я вежливо улыбнулся.
— Какой он из себя? Командир или рядовой?
— К сожалению, этого он не знает. Сам он не видел партизана. Ему рассказывали.
— Где его подобрали?
— Этого он тоже не знает. Где–то на берегу.
— Он отстреливался, когда ваши подходили к нему?
— Навряд ли, коль был в беспамятстве.
— А пулемета рядом с ним не было?
— Это, простите, трудно вспомнить. Столько лет прошло.
— Но пистолет, вы сказали, у него был?
— Да, пистолет был. Он достался начальнику гарнизона, и тот долго носил его на поясе.
Для меня и это значило многое. Ясно, что в руках финнов оказался не рядовой партизан — рядовым пистолета не полагалось. Даже лично добытое в бою оружие засчитывалось в общие трофеи и подлежало сдаче… Хотя нет, не совсем так! Пулеметчикам и медперсоналу разрешалось иметь личное оружие для самообороны. Но им, как правило, выдавались наганы…
— Ваши офицеры тоже любили щеголять трофейным оружием?
— О, еще как! Это считалось признаком доблести!
— А тот пистолет? Какого он был образца?
Этот вопрос не имел никакого смысла. Финн долго не мог понять, чего я хочу, потом улыбнулся и сожалеюще развел руками. Я и сам точно не помнил, какой пистолет был у Кочерыгина. К тому времени кроме «ТТ» и редких трофейных пистолетов у нас появилось немало американских кольтов. А главное — если бы я и знал, и если бы в свою очередь мой собеседник помнил систему пистолета, и если бы его сведения не совпали с моими, то все равно ничто уже не поколебало бы во мне уверенности, что там был именно он — Леша Кочерыгин. Хватит мне жить с легендой, в которую я и верил, и не верил все эти тридцать лет! Мне хотелось верить, но до конца поверить я так и не смог, ибо родилась легенда как–то прямо на глазах и была уж очень похожа на многие, постоянно возникавшие в партизанской жизни. Ведь за месяц до Кочерыгина почти в сходной ситуации погиб Андрей Полевик, он остался раненным прикрывать отход своей группы, потом взорвал себя гранатой. В последнюю минуту никого рядом с ним не было, но о его гибели в отрядах рассказывалось так, словно кто–то это видел.
Не эта ли схожесть и рождала сомнения?
И теперь подумалось, что схожесть эта не случайна, что Кочерыгин, может быть, и поступил так потому, что слышал легенду о Полевике, и, оказавшись в подобной ситуации, не мыслил для себя иного выхода… Полевик ведь тоже был не первым. В бригадном походе летом 1942 года таких случаев было немало. Раненые партизаны добровольно оставались в прикрытии и как бы уходили в безвестие. Об их судьбах можно было лишь строить предположения. Так рождались легенды.
Теперь одна из них — самая дорогая и близкая для меня — неожиданно стала былью!
— Господин редактор тоже был на войне?
— Да.
— И он, как я понял, был партизаном?
— Да.
— И он тоже участвовал в том бою?
Я кивнул.
— Это невероятно! Никто не поверит!
— Да, недаром говорят, что мир тесен.
Мы стояли, улыбались, вглядывались друг в друга, словно два однополчанина, не видевшиеся с далеких военных лет.
Меж нами, уцелевшими на войне и не один раз снова пережившими ее в воспоминаниях, многое повидавшими в жизни и многое осознавшими, навряд ли оставалось место даже для неприязни. По крайней мере, я так считал в ту минуту.
Но жива была другая память — память о погибших. Они–то ведь остались такими, какими были тридцать лет назад — молодыми, самоотверженными, с искренней верой в правоту вражды и смерти. Эту память не переступить…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: