Сократ Кара-Дэмур - Твои герои, Ленинград [фронтовые рассказы]

Сергеев перерезал провода финским ножом и вышел из землянки. На том берегу шёл рукопашный бой. Немцы были прижаты к реке. Сергеев вспомнил про пулемётчиков, что Держали мост под контролем. Уже не скрываясь, в полный рост, он вышел на берег и, сразу заметив немцев у станкового пулемёта, дал по ним две коротких очереди.

Сергеев был первым, кто прошёл на правый берег реки. Когда эта мысль дошла до его сознания, он вдруг услышал мощное перекатное «ура»… По мосту бежали десятки бойцов. Как только они очутились на этом берегу, Сергеев присоединился к ним…

К полудню бой стих. Деревня была очищена от немцев.

Полы полушубка примёрзли к земле. С утра морозило. И как лёг Егоров за свой пулемёт, так и не вставал уже четвёртый час.

Впереди — немецкая линия обороны. В тридцати метрах позади в овраге собирались две наших роты для штурма немецкой позиции. Командир приказал Егорову держать немцев под беспокоящим огнём, не давать им высунуть головы из траншей, пока роты не подымутся в атаку.

Сигнал атаки прозвучал в тот момент, когда белый круг утренней луны уже наполовину скрылся за высотой в тылу немцев. Бойцы разом выскочили из оврага и, стреляя на бегу, кинулись вперёд. Какой-то длинноногий парень даже перепрыгнул через егоровский пулемёт. Егоров на секунду приметил над своей головой блестящую подкову на сапоге длинноногого.

Между пулемётом Егорова и немецкими позициями спускалась низина. Немцы, услышав многоголосое «ура», открыли было огонь, но Егоров ударил по ним поверх голов своих…

Не успели наши бойцы добежать до немецких траншей, как запоздавший вражеский миномёт открыл огонь по оврагу — по нашей исходной позиции.

Третья немецкая мина разорвалась перед пулемётом Егорова и своротила щиток и ствол… Взрывная волна подняла и отбросила Егорова на несколько шагов. Он упал в мягкий сугроб снега, полежал с минуту, ничего не соображая, потом поднялся и побежал вперёд, охваченный несказанной радостью, что остался жив, невредим… Ему теперь всё было нипочем…

— Ты что без винтовки? — крикнул ему шедший навстречу санинструктор. — На, держи! — протянул он винтовку раненого бойца, которого нёс на плечах.

Егоров схватил винтовку и, догнав бойцов, залёг в цепи.

Немецкий пулемёт строчил с правого фланга беспрерывно. Двигаться под таким огнём можно было только ползком…

Егоров несколько минут лежал что-то обдумывая, потом пополз обратно.

— Ты куда? — строго прикрикнул на него сержант Брусчаткин. — Стой!

— Моё дело — пулемет! — спокойно ответил Егоров.

Что он хотел сказать этим? Брусчаткин не понял. Но подумать, что Егоров струсил — нельзя было. Слова свои Егоров произнёс твёрдо, решительно. Трус так не отвечает… Брусчаткин видел, как Егоров дополз до оврага и повернул направо.

А рота продолжала медленно двигаться вперёд. Так двигается время, не зная преград. Но такое медленное и упорное движение не знает счёта времени. Сколько ползли так: десять минут или час?

И вдруг немецкий пулемёт замолк. Замолк на минуту и снова затарахтел. Но, — странное дело, — бил он уже не в нашу сторону…

— Немецкий пулемёт бьёт по немцам! — передали с правого фланга.

И все вскочили на ноги. Снова над полем боя повисло шумное «ура»…

Началась рукопашная, русская рукопашная схватка в траншее…

А немецкий пулемёт продолжал бить вслед убегающим немцам. Что за чорт! Брусчаткин и Глоба подползли к пулемёту. За пулемётом лежал Егоров.

— Ты как сюда попал?

— Да я же сказал: «моё дело — пулемёт!».

Рядом с Егоровым валялись трупы немецких пулеметчиков. Кровь под ними еще не застыла, дымилась лёгким паром…

Наконец кончились томительные часы ожидания, оборвалась тихая, томительная беседа между бойцами, О чём они говорили? Так, ни о чём… Хотелось только немного отвлечься от ожидания. Но беседа не клеилась, всё равно никто не мог забыть о битве, которая могла начаться в любую минуту…

И как только устремилась вверх красная ракета, окрасив облака, плотно закрывшие луну, Демченко выпрыгнул из траншеи и побежал вперёд…

Он стрелял на бегу и мчался, словно стремясь догнать собственные пули. Немцы открыли бешеный огонь. Пуля ударилась о каску Демченко и отлетела в сторону. Демченко бежал, не глядя ни на что, как будто можно было уберечься от пули только там, в немецкой траншее…

И в самом деле, как только он прыгнул в траншею, грохот боя как будто угас… На Демченко бежал немец, выбросив вперёд острие штыка. Демченко пристрелил его. Траншею обволокло пылью. Разом прыгнули туда все остальные бойцы роты. Не приняв рукопашного боя, немцы побежали. Демченко первым бросился преследовать их. За ним — другие.

…К утру бой стих. Рота, выбившая немцев из позиций и гнавшая их километра три, теперь занимала оборону в лощине. Впереди за поляной темнели покрытые густым кустарником три высоких сопки.

Демченко лежал в засаде далеко впереди лощины. Он старался восстановить в памяти подробности ночного боя, но многое забылось, погасло в памяти. Помнил он ясно только утро, вчерашнее утро перед боем…

Немецкие самолёты бомбили наш передний край. В землянке заместителя командира полка в это время вручали Демченко партийный билет.

Подполковник встал из-за стола, пожал ему руку и сказал:

— Держите высоко звание коммуниста, оправдайте доверие партии.

Он не слышал ответных слов Демченко, потому что в это время неподалёку одна за другой разорвались две бомбы.

Вспомнив про вчерашнее утро, Демченко нащупал рукой партбилет в левом кармане гимнастёрки… Только теперь он заметил, что гимнастёрка вся мокрая и грязная от утренней росы и вчерашней пыли. Но за партбилет он был спокоен: партбилет лежал в шёлковом кисете, подаренном незнакомой девушкой из Ленинграда.

Но нить воспоминаний оборвалась…

Из кустарника левой сопки вышла и поползла вперёд группа немцев. Демченко насторожился… Он долго ждал, когда приблизятся немцы, держа на мушке ползшего впереди. Выстрелил. Немец остался лежать. Остальные расползлись по поляне, но продолжали двигаться вперёд. Демченко чувствовал себя удивительно спокойно. Как в тире, он, не спеша, прицелился и убил ещё одного немца. Открыли огонь бойцы из других засад. Немцы продолжали ползти. Демченко выстрелил ещё раз, и раненый фриц неистово заревел. Этот вон как будто послужил сигналом. Немцы поднялись и побежали вперёд. Теперь Демченко надо было стрелять чаще, он уже не мог целиться попрежнему, не спеша. Демченко выстрелил в четвертый раз и, как бы споткнувшись, свалился еще один немец. Свалились еще двое от выстрелов, которые раздались правее Демченко.