Огненные фарватеры

Мы открыли и третью горловину. И там — только детонаторы, ни одного прибора. Значит, все они в хвостовой части, работа с которой нам еще предстояла. Мы решили отделить хвост мины от боевой части. Конечно, понимали, что и здесь может быть «ловушка», а потому действовали осторожно. Веревкой стянули корпус мины и хвостовую часть, веревку закрутили палкой и только потом стали отворачивать гайки. Отвернули. Затем облили бензином веревку, подожгли ее — и бегом в укрытие! Веревка перегорела. Наблюдая в бинокль, потянули за фал. Увидели черную полоску. Снова подошли к мине. Оказалось, половинки ее разошлись на 10–15 миллиметров. Зазор был совсем мал, однако вполне достаточен для того, чтобы мы могли увидеть небольшую медную тягу внутри.

— Вот она, «ловушка», — показал я Миронову. — Как только раздернем мину на две части, так и замкнутся ее контакты.

— Не допустим, — ответил Миронов и лезвием ножа отвел тягу глубже.

Ну, а потом пришлось рискнуть и еще немного раздвинуть половинки мины. Когда их окончательно разъединили, то смогли убедиться, что слово «везение» отнюдь не абстрактное понятие: тягу-то заметили вовремя — «ловушка» была абсолютно исправна! Мы вытащили все оставшиеся детонаторы, забрали находившиеся внутри приборы и устройства. Остаток дня и вся ночь ушли на их изучение.

…На следующий день мы занялись другой миной, той, которая упала в болото. Работал с ней я один. Первая горловина оказалась сбоку, и мне пришлось присесть, чтобы иметь возможность отвернуть нажимное кольцо, державшее крышку инерционного взрывателя. Только повернул нажимное кольцо, как тут же услышал мерное тиканье часового механизма. Это могло означать, что через. 22 секунды произойдет взрыв.

— Ложись! — крикнул я не своим голосом.

Не помню каким образом, но очутился я метрах в пятнадцати от мины, в глубокой канаве. Здесь запустил секундомер и стал ждать взрыва. Но так и не дождался.

После мы стали обсуждать, что же произошло с миной. Пришли к выводу, что от прикосновения к нажимному кольцу сработал часовой механизм, а вот почему боек инерционного взрывателя не сработал — непонятно. А что, если теперь шевельнем мину и она взорвется? Положение было серьезным: невдалеке располагались оборонительные сооружения, от взрыва мины там мог сдетонировать боеприпас.

Как и в первом случае, привязали к парашютному кольцу мины фал, ушли в укрытие и… дернули. Все было тихо. Когда я снова подошел к мине, то оказалось, что дернули мы ее прилично, даже развернули горловиной вверх.

Напряжение было настолько сильным, что вначале я лишь смотрел на мину. Пот стекал со лба, застилал глаза. Словно кто-то поливал меня водой из кружки. Но надо было приступать к работе. Быстро отвернул нажимное кольцо, вытащил взрыватель, поднял его. В такой позе я стоял до тех пор, пока Тепин не забрал у меня устройство и не отвернул от него первичный детонатор. Основная опасность была позади. Теперь нужно достать второй детонатор и разъединить мину на части. Работа пошла достаточно быстро и, главное, без всяких осложнений.

В 3 часа ночи 5 июня меня разбудил рассыльный оперативного дежурного штаба ОВРа.

— Собирай свою группу — и в Ленинград!

Дело оказывалось в том, что фашисты выставили магнитно-акустические мины не только в Финском заливе, но и в Неве. И вот одна такая оказалась не в воде, а на крыше дома по 17-й линии Васильевского острова. Ее парашют зацепился за трубу.

— А дом-то высокий? — поинтересовался я.

— Да нет. Два этажа.

Поднял я с постели Миронова и Тепина, разбудил четырех краснофлотцев, из числа тех, кто помогал нам на Бычьем поле. Собрали необходимое снаряжение и пошли на Ленинградскую пристань. Отсюда катер «каэмка» доставила в Лисий Нос, где нас уже поджидала полуторка. В кузове ее разместились мы с Мироновым и краснофлотцы, Федор Иванович сел в кабину.

Автомобиль доставил нас прямо к дому. Малочисленные его жители были эвакуированы. Меня и Миронова пропустили через оцепление. Мы поднялись по лестнице и через чердачное окно попали на крышу. Мина лежала горловиной инерционного взрывателя вверх, что в какой-то мере облегчало пашу задачу. Мы сняли нажимное кольцо, открыли горловину и вынули из нее сам взрыватель. Полдела было сделано. Затем Тепин со своими краснофлотцами спустили мину на землю. Здесь ее окончательно и разоружили.

Мы тралили фарватер по Кронштадтским створам. Мины взрывались под воздействием магнитного поля ПТ-31 и ее отбойных молотков. Взрывались на разных расстояниях. Иногда очень близко, и тогда тральщик и баржу подбрасывало особенно сильно. Рвались швартовые, на корабль летели осколки, потоки воды и ила. Тральщик «Сиг» и БТ-31 получали повреждения, но жертв не было.

После каждой мины мы внимательно осматривали «Сиг» и тралбаржу, а затем шли в базу, в Морской завод. Здесь «Сигу» и БТ-31 было отведено место, назначены рабочие и мастера. Ремонт нам делали вне всякой очереди. Так приказал контр-адмирал Ралль. Работы было немало: от взрывов ломались стеллажи, на которые укладывался кабель, нарушалась изоляция. Хуже всего было с отбойными молотками. После каждого взрыва они то ломались, то подмокали, а запасных частей к ним не имелось. Но к следующему вечеру оба должны исправно стучать, иначе наш выход на работу терял смысл!

У пирса Морского завода нас всегда встречал инженер-майор И. Абелев, начальник склада трального оружия. Он лично осматривал капризные молотки и тут же давал распоряжения относительно их ремонта. Подчиненных своих, их способности и возможности, майор знал и тут же определял, кому и что делать. Самую сложную часть работы Абелев, как правило, оставлял себе.

Он часто говорил, что руки его скучают по тонкой работе, а мозг — по теоретизированию. Экипаж БТ-31 майор знал хорошо и считал своим долгом консультировать меня, учить мичмана Горшкова и минеров.

Инженер-майор Абелев был хорошо знаком с работами по исследованию аппаратуры немецких мин, обезвреженных на Бычьем поле, аналогов тех мин, которые мы тралили. Да мы теперь и сами четко знали принципы работы приборов срочности, кратности, которыми эти мины были оснащены. Абелев несколько раз выходил с нами в море. Ощутил все — обстрелы, бомбежку, жестокую качку. Но главное — взрывы неконтактных мин.

Командование постоянно держало БТ-31 и ее экипаж в поле зрения. Через несколько дней после первого выхода к нам прибыл контр-адмирал Ралль. Он спустился в кубрик, сел к столу. Немного смущенные, мы молчали.

— Значит, так гостей встречаете? Может, чаю предложите?

— Это мы мигом, товарищ адмирал.