Огненные фарватеры

— Шумы от зюйд-веста, характерные для немецких Р-ботов.

Шумы приближались. Стало быть, и Р-боты, большие артиллерийские катера врага, тоже приближались. А мы ожидаем лодку. Но обошлось: мы не увидели немцев, они не обнаружили нас в дымке и ушли. Однако и Щ-303 не подавала знаков о себе.

— Иван Андреевич, давай и мы сбросим серию сигнальных бомбочек, авось Травкин где-то рядом? — предложил Кузьменко.

— Отстань и по морочь голову! — недовольно ответил комдив. — Ты же прекрасно знаешь, что нам приказано только слушать!

Так мы дрейфовали около трех часов. Лодки все не было, катера легли на обратный курс. Основная часть отряда задерживалась с возвращением. Становилось совсем светло, ничего хорошего в этом не виделось: наш путь лежал мимо Большого Тютерса с его береговыми батареями. К счастью, над морем все еще висела дымка. Она выручала нас.

Катера убрали тралы и шли полным ходом в кильватерной колонне: впереди — МО-123, концевым — МО-102. По моим расчетам, мы возвращались, с учетом дрейфа, не по протраленному нами фарватеру, а несколько к зюйд-весту от него. Конечно, у меня не было полной уверенности в точности счисления: остров Большой Тютерс, по которому можно бы взять пеленг, за дымкой. Правда, есть выход — определиться по глубинам, они здесь характерны. Я сказал об этом комдиву. Он согласился. Под килем оказалось 45 метров. Это доказывало, что я прав в своих предположениях.

— Ну и что страшного, что мы влезли на минное поле? — ответил Бочанов. — Идем без тралов, а при нашей осадке мины не страшны. Да что убеждать тебя: мы же все время ходим по ним — в разведке, дозоре, конвое. Наверное, Ладинский потому и решил идти в стороне от прежнего курса: нам страшны плавающие мины!

Мы стояли над картой, и каждый думал о своем, как вдруг из раструба переговорной трубы раздался доклад сигнальщика:

— Масляный след справа по борту!

Мы тут же выскочили из штурманской рубки на палубу, поднялись на мостик: справа, в кабельтове, тянулся соляровый шлейф, какой обычно тянется за судном, откачивающим воду из трюма.

— Иван Андреевич, а это не Щ-303 хвост за собой тянет? — спросил я и тут же опроверг: — Но она же должна находиться ближе к зюйду!

— Молодец! — Бочанов применил один из своих любимых «оборотов»: — Ты же штурман-надводник, и тебе не понять, как можно определить свое место по счислению за трое суток без берега, солнца и звезд. Без секстана. Ясно? Вот отсюда и попробуй определить погрешность. Понял?

Спорить я не стал, но про себя подумал, что на лодке есть эхолот, о том, что здесь, между этими банками, глубины и рельеф дна крайне характерны. И стало быть, место свое штурман может определить достаточно точно. Бочанов же перестал ворчать и ругаться. Это означало, что комдив в сомнениях.

— Товарищ комдив, не надо расстраиваться! — решил я его успокоить.

— Не надо… Кузьменко был прав, вот что. Это когда он предложил сбросить сигнальные бомбочки, а я ответил, что нам не разрешено. Вот и плююсь, что не предложил Ладинскому расширить район поиска Щ-303. Наверняка, пока мы дрейфовали, Травкин ушел из района. — Он еще раз глянул за борт. — Одного не пойму: почему этот хвост из солярки? Он же демаскирует лодку! Или она идет с повреждениями?

— След исчез! — доложил Аникин.

Посмотрели за борт снова, успокоились: очевидно, взрывы мин потревожили какое-то затопленное судно и течение тянуло соляровый след от него, а не от лодки. Но не успели мы с комдивом обменяться мнениями по этому поводу, как сзади раздался мощный взрыв. Все сразу повернулись в сторону кормы… Сердце у меня упало: МО-102 выкатывался из строя с большим креном на левый борт, к нему на помощь спешили торпедные катера из сил прикрытия. Катера МО продолжали следовать прежним курсом, ибо по наставлению так и полагалось: на минном поле не маневрируют, спасением пострадавших занимаются специально для сего назначенные корабли. Не прошло еще и двух минут, как между нами и МО-123 поднялся другой столб воды, и на вершине его, как нам виделось, парили дымшашки, какие-то предметы и куски дерева. Не успели перевести дух — новый взрыв, метрах в ста справа. Через мгновение МО-304 на полном ходу ворвался в водяной столб, падающий в море. На мостик, на палубу что-то сыпалось, водопад буквально придавил нас.

— Стоп моторы! — приказал Бочанов.

Рокот двигателей смолк, но МО-304 продолжал двигаться вперед по инерции и оказался у правого борта МО-123, который медленно погружался в море.

— Пришвартовать «сто двадцать третий» к левому борту! Аникин, команду сигнальщику — передать на МО-303, чтобы тот подходил к катеру Петролая с левого борта и как следует привязался! — Потом Бочанов повернулся и крикнул командиру МО-123 старшему лейтенанту Ивану Петролаю: — Сейчас мы пришлем тебе аварийную группу!

— Не надо, товарищ комдив. Справимся сами.

— Добро!

На мостик поднялись Ладинский и Елизаров. Вид у них был неважнецкий: при взрыве мины обоих контузило.

— Товарищ капитан первого ранга, думаю, мы сможем довести катер Петролая до Лавенсари, — доложил Бочанов.

— Доведем, — согласился Ладинский. — На ходу вода не так будет давить на кормовую переборку… Доведем!

И еще один взрыв над морем. Вновь подорвался МО-102. Личный состав с него сняли на торпедный катер. Тогда на флоте еще не знали о минах-ловушках, которые в 1943 году враг начал применять против наших катеров…

На Лавенсари стало известно о том, что Щ-303 сообщила в штаб флота о своем выходе на Гогландский плес, а также о просьбе Травкина встретить его к норд-осту от Большого Тютерса.

— Нет худа без добра, — подвел итог Бочанов. — Иван Травкин молодец, — хорошо, что он не всплыл: как бы мы его повели, что бы сталось с лодкой при таком-то повороте дел?

Седьмого июня в 21.30 отряд снова вышел с Лавенсари. Но на этот раз кроме катеров МО и торпедных катеров в его состав вошли еще пять БТЩ. Однако в точку рандеву, к Большому Тютерсу, идти с тралами приказали только катерам — БТЩ остались в дрейфе, милях в десяти от Лавенсари.

Часа через полтора катера были в точке.

— Прямо по курсу масляное пятно! — доложил сигнальщик.

Сердце сжалось и мелькнула мысль: «Неужели опоздали?» Посмотрел на Бочанова — у того на скулах ходили желваки… Наконец на месте. Дали условный сигнал. И потянулись томительные секунды ожидания: всплывет — не всплывет? Иван Андреевич держит перед собой секундомер. Я, Патокин и Аникин уставились на медленно ползущую по циферблату стрелку.

— Перископ, курсовой сто двадцать градусов левого борта, дистанция один кабельтов! — радостно закричал сигнальщик.

За перископом вышла из воды рубка. Вода еще плескалась на надстройке, а артиллерийские расчеты уже стояли у пушек, и на нас в упор глядел пулемет. Обменялись опознавательными. Катера приготовили тралы, МО-304 направился к лодке. Бочанов с мегафоном в руках ждал, пока расстояние сократится до предела.